– Ты знаешь, что с ним случилось?! – он кричал во все горло, уже не боясь, что кто-то из деревенских выйдет на шум, – Он! Был! Разодран! У меня на глазах!
С каждым словом на лицо Марка обрушивался кулак. Лицо полыхало от горячей крови, которая заливала рот, нос, глаза, стекала по красным щекам. Яков плотно прижимал руки Марка к земле, наступив на них острыми коленями. Тело затекало. Яков кричал и бил, бил, бил. Марк услышал голос мамы, голоса других женщин, а потом и мужчин, выбежавших на улицу. Якова взяли под руки и стали оттаскивать от обмякшего тела Марка, но он успел нанести несколько ударов по животу и ногам прежде, чем его увели в сторону. Рыдающая мама склонилась над Марком, стала вытирать ему лицо передником, но он быстро пропитался кровью.
– Не прощу! – орал Яков. Его пожилая мать мельтешила прямо перед глазами парня, пытаясь успокоить сына, но ярость застилала глаза Якова, и он не видел никого, кроме своего заклятого врага – Марка. – Я убью тебя! Я спать не могу с тех пор! Я вижу их каждую ночь! Я слышу, как он кричит! Я не дам тебе жить! Ты будешь страдать! Как он! Страдать, как он!
Лежа на земле, Марк пытался дышать через рот, но сладковатая горячая кровь заливалась прямо в горло. Мама и еще две женщины смогли усадить его на скамью около дома. Болезненным взглядом Марк осмотрелся и понял, что Тихой так и сидит на этой самой скамье с той же кружкой браги. Он даже не шелохнулся, когда Яков избивал Марка, даже не смотрел в его сторону, будто ничего и не произошло. Мама начала умывать Марка из ковша, но он был не в силах даже пошевелить болящими руками, сидя на скамье, как тряпичная кукла.
Тихой медленно встал, покачнулся и наконец-то посмотрел на Марка сверху вниз. Взгляд его полон презрения.
– М-да, – просипел он, наблюдая, как его женщина умывает лицо сына. – Даже отпор не дал. Как баба.
– Не говори так, – мама выпрямилась, но Тихой дал ей подзатыльник. Что-то горькое и горячее дернулось в самом центре груди Марка, но он вновь не пошевелил даже пальцем – все еще не чувствовал рук. Мама продолжила умывать лицо сына.
– Вырастила бабу. В кузне из него мужика сделают. Будет пахать с утра до ночи, а не по дворцовым шлюхам ходить.
Тихой отправился спать. Мама помогла сыну дойти до его постели, сняла с него пыльную одежду, обтерла тело мокрым полотенцем. На животе и ногах медленно разрастались синяки. Уложив сына в постель, мама укрыла его одеялом и села рядом в напряженной позе, готовая в любой момент побежать в свою спальню по первому зову мужа.
– Скажи мне честно, Воробушек, те деньги не из кузницы?
Марк отрицательно покачал головой. Боль постепенно раскатывалась по его лицу, а тревожные мысли были обращены только к завтрашнему утру: как он будет просыпаться и работать?
– Ты ходил за стену с мальчишками, да? – голос мамы дрогнул, и Марк не смог пересилить себя и согласно качнуть головой. Он только медленно закрыл глаза, перед которыми тут же стали возникать картины событий той ночи. Искаженные лица медленно шагающих упырей, которые, как ураган, как живая стена, медленно зажимали ребят в тупик. – Бедный мой Воробушек…
Мама мягко погладила его по кудрявым волосам.
– Тебе не стоит так заботиться обо мне. Заботься о себе. Не наживай врагов так рано – еще успеешь…
Она хотела добавить что-то еще, но из соседней спальни ее окликнул Тихой. Мама тут же ринулась к нему, даже не бросив привычный прощальный взгляд на сына – настолько она торопилась.
