– Да так, хотел тебя попросить помочь кое-что в гараже сделать.
Идти к бывшей актрисе Кристинке и её мужу, продюсеру Владику, совсем не хотелось. Все эти посиделки с чаем и домашними пирогами, церемонными разговорами о высоком и соблюдением всяческих политесов уже поперёк горла стояли. А там ещё бонус – галдящая орава детей. Может, конечно, дети у Кристины и не галдят, а тихо сидят по углам и читают книжки, но образ уже сложился. И идти в гости не хотелось до тошноты.
– Мы вообще-то к Никиной подруге собирались, – промямлил Шаламов специально для Вероники. – Но раз такое дело…
– Э-э, ну раз вы заняты, то не надо, как-нибудь потом, – сразу пошёл на попятную отец.
– Нет-нет! Я всё понимаю. Надо так надо. Уверен, Ника поймёт и не обидится.
Вероника погрустнела, но выдавила улыбку.
– Ну иди, конечно, раз надо. А что там? – спросила она, когда Шаламов повесил трубку.
– Да я толком и не понял. Отец сказал, что-то случилось, на месте расскажет.
– А вдруг что-то серьёзное? Давай я с тобой?
– Да нет, ты езжай к своей подруге, она ждёт, готовилась, пирог пекла… Я сам. Если что – созвонимся.
Вероника нехотя уступила, поехала одна. Шаламов же не спеша добрёл до родителей, безотчётно наслаждаясь короткой свободой. Они жили в нескольких кварталах от Невского. Тем более весна вступила в самую его любимую пору. Последние дни апреля, не жарко и не холодно, земля просохла, проклюнулась трава, деревья как будто в зелёной дымке – благодать!
Мать предлагала попить чаю, но отец сразу, как только он пришёл, потянул его в гараж.
– Мы недолго, – заверил отец.
Гаражи в их доме располагались в цоколе, что удобно – далеко ходить не нужно.
– Вы с датой не определились? – спросил отец, отмыкая замок.
Двери гаража с тарахтеньем поползли вверх.
– Нет, – едва сдерживая раздражение, ответил Шаламов.
– Пора бы…
– Успеем.
– Ну, проходи, – сказал отец с таким лицом, будто с трудом скрывает какой-то сюрприз.
Вспыхнули с нервным дрожанием лампы дневного света, и перед Шаламовым предстала совершенно невероятная картина – новенький, чёрный красавец-эндуро. Плавные изгибы одним своим обликом приводили в экстаз, хромовое литьё призывно блестело в свете ламп, кожаное сиденье источало ни с чем не сравнимый запах. В первые секунды Шаламов лишь оторопело глазел на это чудо, не в силах вымолвить ни слова, не в силах даже поверить собственным глазам.
– О-о, – наконец издал он звук, в котором слились и восхищение, и потрясение, и благодарность. – Это мне?
– Тебе, тебе, кому ж ещё, – ответил отец, чрезвычайно довольный произведённым эффектом.
– Бааатя! Спасииибо! Спасибище! – Шаламов обошёл байк по кругу. На руле громоздился такой же чёрный с серебристой полосой шлем. – Я именно о таком и мечтал.
– Так я в курсе. Ты ведь нам с матерью все уши прожужжал…
– Круто! А можно…?
– Ну а зачем же я его купил? Только обещай, что гонять не будешь, – отец достал из кармана ключи и бросил сыну. Шаламов поймал их на лету, но вставлять в зажигание не спешил. Подошёл к отцу, глядя на него с таким лицом, с каким смотрят малыши на Деда Мороза.
– Блин, батя! Ты не представляешь даже, как я рад. Спасибо тебе! Серьёзно…
– Ну… ладно … давай, пробуй.
Он надел шлем, вывел мотоцикл из гаража, повернул ключ. Мотор взревел, и у Шаламова аж дух захватило.
Сделав несколько первых кругов по ближайшим улицам, он снова подъехал к отцовскому гаражу, совершенно ошалевший от восторга.
