Фредерик поднял руку, словно хотел убрать прядь моих волос мне за ухо. Я задержала дыхание, но парень опустил ее на пол пути, сказал:
– Если хочешь, я с ним поговорю.
– Спасибо, – пробормотала я. – Это очень мило. Но я справлюсь сама.
Все-таки за каникулы кое-чему я научилась: справляться сама. Хотя мило, что Фредерик предложил помощь. Даже очень мило. Но завтра с утра я первым делом поговорю с отцом. У меня есть что сказать ему как директору на тему распределения помещений и тому подобного.
Фредерик улыбнулся мне:
– Как хочешь. – Однако лицо его сразу помрачнело. – Я все равно нанесу нашему принцу короткий визит. У нас еще остались незакрытые счета.
– Э-э… правда?
Я задумалась, откуда Дарси мог выгнать Фредерика. Но тот уже отвернулся от меня.
– Доброй ночи, Эмма! Увидимся, – крикнул парень и бросился вверх по лестнице.
Дарси снова будут отрывать от сна.
Август 1758 года
Опыты становятся все сложнее. Много часов провожу я в своих лабораториях. Я не сплю и не ем. В последний раз видел солнце с неделю назад. Но не могу точно сказать, верна ли эта дата, ведь я больше не чувствую течения времени. Может, так даже лучше. На худой конец, я стремлюсь к тому, чтобы деяния мои превозмогли все временные потоки.
Я знаю, слуги болтают обо мне всякое.
И по деревне ходят слухи о кознях
графа фон Штольценбурга.
Они считают, что я охвачен каким-то
помрачением ума.
И что войска безбожников трудятся в моем замке.
Но это не заботит меня.
Забочусь я только о своем создании.
Он – сын, которого у меня никогда не было.
В прошлом году на уроках истории мы обсуждали исторические источники и значимость хронистов для последующих поколений. Доктор Майер не раз подчеркивал их влияние на то, какая информация дошла, а какая не дошла до наших дней. Аргументировал он четко: важнее построек и вещей, например монет и осколков глиняной посуды, всегда были документы, сохранившие свидетельства времени, – они обеспечили нам сегодняшние знания, например о Древнем Риме. Сейчас люди помнят то, что запечатлено письменно, и больше ничего (я, наверное, согласна с этим, но ведь неизвестно, о чем древние римляне не написали намеренно. Впрочем, это тоже подтверждает теорию доктора Майера).
В том году именно это мотивировало нас с Шарлоттой почаще вносить записи в школьный блог. Шарлотта и так любила документировать свою жизнь – она постоянно выкладывала фотографии и посты в Интернете. Ее внуки точно смогут составить ясное представление о бабушке (только о том случае, конечно, не узнают никогда, Шарлотта не скажет ни слова, как и любой приличный хронист, это знание она унесет с собой в могилу).
О том уроке истории я вдруг вспомнила, когда заметила книгу на прикроватном столике. Мы с Ханной в тот момент сидели в нашей комнате, успев пообсуждать Дарси де Винтера и его игнорирование нашего общества. Внесенные хронистами заметки об истории Штольценбурга, собранные в книге, уходили далеко в прошлое, в те времена, когда Интернета не было и в помине. Книга хранила мысли, зародившиеся несколько сотен лет назад, и, наверное, будет хранить их еще лет четыреста-пятьсот, если сама не станет жертвой какого-нибудь несчастного случая. Делая записи в книге, свидетели тех или иных событий определяли, о чем потомки будут знать, а о чем нет. Вообще-то, это довольно клево.
Ага…
Разве не соблазнительно встать в один ряд с хронистами и, оставив свои заметки, решить, что будущие поколения будут знать о жизни Штольценбурга, например, в две тысячи семнадцатом году?
