Энциклопедия отношений - страница 39



– Пойдем, милый, а то дверь нараспашку, неудобно как-то. – Но мое сознание опять было в тумане, и я, как упрямый осел, не сдвинулся с места. Меня по-прежнему жгло чувство стыда и я не знал, как объясниться в создавшейся обстановке. Есения, не понимая резкую перемену в моем поведении, даже испугалась.

– Что-то случилось, Женя?

– Понимаешь, милая… Я даже не знаю, как объяснить… В общем так – я эгоист! Пришел в гости, как последний нахал, с пустыми руками. Весь день о тебе думал, а элементарного букета цветов на самое первое свидание не принес. Я сейчас сбегаю. – Есения моментально поняла мое внутреннее состояние и в ту же секунду засияла от радости.

– Дурачок ты мой! Господи, как ты меня испугал. Можешь не объяснять. У меня у самой в душе такой же кавардак: ни о чем не думается, все мысли только о тебе. Я, конечно, как женщина обожаю цветы. Но в данный момент ты – мой букет. Никуда сейчас не побежишь, пойдем в дом. – Мне намного стало легче. Однако к Жилиным я никогда не приходил с пустыми руками. Но это уже проще как никак свои люди – сочтемся.

Глава 31. Поездка

Увлекшись выяснением, мы не обратили внимания как в дверном проеме «нарисовался» Алексей Алексеевич. Он был в фартуке и, опершись плечом на дверной косяк, почесывая подбородок, приветливо улыбался. Когда мы обернулись к нему, он резким движением оттолкнулся от косяка и для приветствия протянул мне руку.

– Здравствуй, Евгений Васильевич! Извините, ребята, я забеспокоился, что вы долго не заходите, и случайно подслушал ваш разговор. Твоя проблема, Евгений Васильевич, если рассудить – «пустой пшик» против глобальных. Ей богу, нашел повод для расстройства. Так что слушай приказ хоть и молодого, но заслуженного пенсионера – с этой секунды о своих заморочках забыть! Так, а теперь заходим, а то все самые смачные запахи просквозит. – Алексей Алексеевич мне подмигнул и в поддержку дружески похлопал по плечу. После этих теплых слов мое настроение полностью восстановилось. Когда вошли в их просторную кухню, я убедился в верности рассуждений, основанных на учении Федора Егоровича. В центре кухни стоял богато накрытый как на свадьбу стол со всевозможными закусками, салатами, бутылками марочного вина и коньяка. А в окружении всех яств, как под охраной почетного караула, торжественно стояли две вазы с букетами цветов. В глаза невольно бросалось контрастное отличие этих букетов друг от друга. В одной вазе пылали ярким желтым пламенем хризантемы, а в другой ласкали взор бархатные темно-бордовые розы. Как бы не успокаивали меня мои близкие люди, но этот натюрморт опять напомнил мне о моей непростительной оплошности. Алексей Алексеевич уловил мои мысли и нарочито громко произнес.

– Не вижу исполнения моего приказа. Чего опять нос повесил? – Я тоже прочитал его мысли. Он специально громко произнес, чтобы обратить внимание Есении на меня. Мол, видишь какой мужик. Другой давно бы уже забыл о своей промашке, а этот все еще чувствует свою вину. Такие, мол, на дороге не валяются. Алексей Алексеевич, разумеется, еще не знает о наших уже глубоких отношениях. А Люся, как я понял, хорошо осведомлена, но личные женские тайны Есении ему не раскрыла. Она лишь настраивала мужа к содействию в соединении наших сердец. И послать мужа за цветами, спиртным и накрыть шикарный стол, якобы для того, чтобы отметить его выход на пенсию в узком семейном кругу и нашу помолвку, разумеется, тоже ее идея. Я давно уже знаю, что Люся обожает желтые цветы, особенно хризантемы. А темно-бордовые розы, вероятно, самые предпочитаемые цветы Есенией. Разумеется, Люся хорошо знает вкусы своей подруги детства и поэтому распорядилась, чтобы Алексей Алексеевич купил для Есении именно их. Алексей Алексеевич думает, что это только азы нашего знакомства. В первую очередь, он, конечно, по-мужски ратует за меня. Обычно высокостервозные дамы, учуяв намек на превосходство кавалера, которого рекомендуют, переживают унижение и начинают огорчаться. Я понял, что Есения тоже хорошо «раскусила» намек. Но так как она далеко не стерва, то вместо огорчения осветила нас лучезарной улыбкой и несколько раз кивнула, соглашаясь со словами Алексея Алексеевича и содержащимся в них намеком. Меня опять окатило волной блаженного наслаждения от сознания, что эта голубоглазая красно-рыжеволосая фея уже не мечта, а реальность, что этот ангел питает ко мне аналогичные чувства. Выражение моего лица, на котором было написано счастье, могла прочитать только Есения. Для Алексея Алексеевича оно было непонятным и неестественным. И во избежание ненужных вопросов я отвлек его внимание своим.