Командир и штурман стали вспоминать вчерашний вечер. Оказалось, они отмечали рождение дочки у одного из пилотов другого экипажа. По столь серьёзному поводу слегка выпили. И, чтобы отвлечься и не шибко захмелеть, завелись гонять бильярдные шары. Да так завелись, что чуть ли не до утра шмаляли по лузам дуплетами.
И вот теперь им не в резвую охоту вести машину.
Набрав предельную высоту, встав на окончательный курс, пилоты приумолкли. То ли пригорюнились, осуждая себя за недавнее разухабистое поведение, то ли мысленно решая семейно-домашние проблемы.
На вопросы мои отвечают редко и неохотно. Мол, отстань. Сиди и смотри в окошко, а нам надо «собраться с мыслями». Я отстал.
Сижу, рассеянно смотрю вперёд, а ватными мозгами – чёрт знает где. Как-то тоже захотелось прилечь, сладко потянуться. И, вроде, закимарил. Но вдруг до меня дошло, что впереди сопка. И вся в прикорнувших валунах. И что каменюки на этих валунах всё крупнее и крупнее… Ощущение, будто каменистый ландшафт я разглядываю в лупу. Степень увеличения стремительно растёт… «Ну, – думаю, – шутники наши пилоты – дурака валяют. Попугать хотят…»
Глянул я влево, а командир-то спит. Натуральным образом. Глянул я вправо, и штурман тоже. В полном отрубе. Каменюки же перед глазами всё крупнее. Что делать?.. Крикнуть?.. Так водилы с перепугу дров наломают… И вот летим. Чтобы, значит, в сопку врезаться…
Хорошо ребятам. Что там, сзади спят на куче нашего барахла. Уйдут на тот свет, не проснувшись.
Все эти мысленные мои экзерсисы длились на самом деле сотые доли секунды. Я вдруг почувствовал страх безнадежного отчаяния. Приближалась смерть. И неизбежность её буквально парализовала всё моё тело…
И как-то не сразу осознал я то, что левая моя рука мягко легла на затылок командира. Не Господь ли надоумил?..
Сверлю взглядом безмятежный профиль, а пальцы мои мягко шевелят короткий ворс затылочной волосни.
Командир открывает глаза. Врубается. И.. рули – на себя!..
Мы взмываем. Мы успеваем. При этом все трое чуть не вываливаемся из кресел.
Слышен грохот, крики, громкие ругательства из салонного отсека. Лай очумевшего Моряка. Мои сотоварищи, сладко дремавшие, разлетелись с кучи барахла кубарем – кто куда.
Валентин, с красным лицом, во всём блеске справедливого гнева, пролез в кабину. «Вы что?!.» – заорал. И понёс: «Трата-та-та!.. Трата-та-та!..»
Ничего не ответили водилы. Штурман теперь смотрел вперёд сурово, спокойно и… бдительно. Как заслуженный пограничник.
…И уже когда сели. Когда разгрузились, когда развели костёр для перекуса, командир, прощаясь, сказал мне: «Пять душ чуть на тот свет не ушло…» «Каких пять?.. – говорю – А Моряк – пёс наш?.. Тоже ведь живая душа…» «Цену себе набиваешь… – усмехнулся командир. Помолчал и продолжил: – Наградить бы тебя… Да ведь всякий подвиг рождается на почве – чьего-то разгильдяйства… А признаваться в том кому охота…» – и пожал мне руку.
В голове мелькнула высокопарная чушь: «Иное рукопожатие ценнее награды…»
