– Да что же это такое получается! – Крестовский остановился, опершись на очередной валун, который выглядел точно так же, как и десятки других, что остались позади. – Как выбраться-то отсюда?
Иван поднял голову и вдруг заметил, что со скалы свисают какие-то две длинные железяки. Приглядевшись, он понял, что это – обломанные рельсы.
– Чего-о? – в Ивановой голове зашевелились нехорошие мысли. Он порылся в кармане и достал медную копейку. Крестовский сел на корточки, сгрёб песок в горку и положил монетку на верхушку. Потом встал и решительно зашагал вдоль берега. Через некоторое время перед глазами Ивана снова возник рукотворный холмик, увенчанный медяком. Солдат хмыкнул, снял монетку, положил у подножия горки, развернулся и быстро пошёл в противоположном направлении. И снова оказался рядом со знакомым холмиком. Сомнений не оставалось: Иван ходил кругами.
Он устало опустился на песок, протянул руку, чтобы взять монетку и вздрогнул. Крестовский точно помнил, что положил копейку решкой. Теперь же на него смотрел гербовый орёл.
– Отче наш, иже еси на небеси, – пробормотал Иван и медленно перекрестился. Монетка сверкнула. На неё упал яркий луч света сверху. А потом на песок прямо перед ошеломлённым солдатом опустилась сова. Обычная сова, если не считать перьев с золотистым отливом, да размера: ростом она была выше самого Ивана. Птица внимательно осмотрела Крестовского с ног до головы, а потом молвила певучим женским голосом:
– Дайдзёбу дэс ка?8
Иван с шумом выдохнул. Сова-переросток, похоже, была ещё и японкой. В Борейске жило немало уроженцев Нихонских островов. Они держали прачечные и сапожные мастерские, торговали на рынке и нянчили детей. Общаясь с ними, Иван и выучил пару фраз на японском. В Борейске было до того невыносимо скучно, что даже уроки иностранного языка казались вполне достойным развлечением. Крестовский напряг память и сообразил, что сова, похоже, поинтересовалась, всё ли у него хорошо.
– Ох… это… как же там будет-то по-вашему? Дай Бог памяти… А, хай! Хай!9
Сова в ответ разразилась тирадой, понять которую Иван при всём желании не мог. Он лишь слушал птицу, открыв рот. Та, похоже, сообразила, в чём дело, и сочувственно спросила:
– Не понимай?
– Ага, – кивнул Крестовский.
– Туда нада? – птица указала крылом наверх.
Иван снова кивнул. Сова тут же метнулась к нему, схватила когтями за воротник, с лёгкостью оторвала солдата от земли и поднялась в воздух. В пару взмахов крыльев она добралась до серебристой пелены у вершины скалы и пролетела сквозь неё. И тут Иван понял, что это была вода! Тонкая водная плёнка колыхалась в воздухе над его головой всё это время! Сова вынырнула из реки, приземлилась на берегу и аккуратно опустила насквозь промокшего солдата на песок. Иван огляделся. Это была та самая речушка, которую он на свою беду решил перейти вброд. Сова – она, в отличие от Крестовского, была совершенно сухой – покачала головой и осторожно похлопала его по плечам крыльями. Ивана окутала полупрозрачная золотистая дымка, и через пару минут его одежда высохла.
– Ёй10, – удовлетворённо кивнула сова.
– Большое вам… это… аригато… спасибо, то бишь, – Иван неуклюже поклонился.
– Домой нада? – сова склонила голову. – Борейсуку мадэ?11
– В Борейск, в Борейск! – Крестовский так энергично закивал, что фуражка чуть не слетела с головы.
– Пока нерюзя, – птица вздохнула и указала крылом в сторону реки. – Пурохой тама. Пурохо осени.
