Энео - страница 18



– Очень плохо?

– Хай! На тебе пурохой. Фуремя нада, пурохой уходи. Ты ходи, муного ходи, домой не ходи.

– Мне надо много ходить, чтобы от меня это ваш «плохой» отстал, так что ли?

Сова кивнула, вытащила клювом перо из крыла и протянула Ивану. Когда тот взял его, птица продолжила:

– Перо не гори. Загори – пурохой уходи, ты домой иди.

Сказав так, сова взмахнула крыльями и растворилась в воздухе, превратившись в облачко сверкающей пыли. Она осела на голове и плечах Ивана и спустя несколько секунд тоже бесследно исчезла…

*

– А дальше что было? – заворожённо прошептала Сана, уставившись на Ивана.

– А дальше я по лесу бродил. Сова же эта мне сказала домой не ходить, мол время нужно, чтобы какая-то гадость от меня отстала… Я так и не понял, что это. Может, чёрт какой прицепился ко мне у реки этой красной, и в город его тащить нельзя… Но я не смог бы вернуться, даже если и захотел. Я шёл вдоль железной дороги, а вокруг только лес был… Без конца и края… Так я и бродил, где-то месяц почти, припасы все съел. Тот лес совсем мёртвый был – ни зверей, ни птиц. Хорошо хоть, ягоды попадались, а то точно с голодухи бы помер… А потом перо вдруг золотом засветилось. И я приметил, что если его в одну сторону направить, то оно ярче становится. Тут я смекнул, что это оно мне путь показывает. Так и вышел обратно. А после Гарденовки перо маленьким сделалось и затвердело, вот оно, – Иван отодвинул ворот рубашки, показывая кулон.

– Ну и ну, – Сана покачала головой. Тут перо снова засветилось.

– Дай-ка мне, – неожиданно попросила Софья. Иван отстегнул кулон и протянул его девушке. Та взяла его и направила на запад. Перо загорелось, словно редкая в этих местах электрическая лампочка.

– Так ты говоришь, что бродил по лесу месяц, а здесь и дня не прошло?

Иван кивнул. Софья прищурилась и провела по перу пальцем:

– Так это же прекрасно. Значит, и моего отсутствия никто тоже не заметит.


Глава 7.

Господин Рю.

По узкой кривой улочке, петляющей между заброшенных складов, семенила невысокая женщина в пуховом платке и мешковатой телогрейке не по размеру. В предрассветный час на окраине Борейска было темно, но незнакомка прекрасно ориентировалась в лабиринте грязных запутанных проездов. Она шмыгнула в неприметный закоулок и остановилась возле покосившегося сарайчика, на стенах которого ещё можно было различить иероглифы. Когда-то здесь была японская прачечная, но с началом войны её владельцы покинули Борейск, опасаясь погромов. Через несколько лет многие вернулись обратно, но эта постройка так и осталась заброшенной.

Женщина коротко вздохнула и вошла внутрь. В бывшей прачечной было пусто, лишь кучи мусора, да какие-то коробки валялись по углам. Незнакомка отодвинула одну из них – вместе с потрёпанной циновкой, на которой та стояла. Под ней оказался люк, женщина открыла его и спустилась в подвал по резной лестнице. С каждым шагом вокруг становилось светлее: это разгоралось огромное золотое птичье перо внутри прозрачного оранжевого шара. Сам шар парил в воздухе над изящным лакированным столиком. Комната, отделанная деревянными панелями, была обставлена скромно: кроме столика – лишь две ширмы, да шкаф.

– Господин Рю, я вернулась! – скидывая телогрейку и платок, сказала женщина по-японски. Она оказалась пожилой, но ещё крепкой, чёрные волосы были лишь слегка тронуты сединой. На тёмно-синем кимоно – старом, но добротном – едва заметно поблескивал рисунок в виде птичьих перьев.