Энглби - страница 26

– Тяжелый очень, – сказал я.

– Тогда открой прямо здесь, вытащи часть шмоток и отнеси в руках, вот чемодан и станет легче, – он говорил так, будто перед ним полный кретин.

Набрав полную охапку застиранных рубашек, носков и фуфаек (все это мама купила в школьной комиссионке), я поплелся по коридору; тут же нашлись желающие повеселиться: выхватить что-нибудь из охапки и закинуть на перегородку между спальнями.

«Дедом» у меня был Риджвей, низкорослый и какой-то дерганый парень.

– Как только услышишь: «Дух!» – бегом к своему дедушке, со всех ног. Ты на него работаешь. И еще ты должен за две недели кучу всего вызубрить назубок. Знать поименно всех учителей, все подразделения, всех капитанов по рангам, все пункты устава, что где находится. Изучай. – Он положил на стол брошюрку с перечнем правил, годовой календарь и «телефоны служб и подразделений».

– Где находится «Трафтонс»? – спросил я.

– По Портовой дорожке, за Гренвиллом.

– Что-то еще?

– Еще это: не высовываться, не болтать, не возникать.

– Не возникать?

– Ну да, не лезть на рожон. Надо потише. И не попадаться на глаза.

– Спасибо, Риджвей.

За исключением недели на море, в Бексхилле, я всегда спал дома, и теперь думал, как с этим будет. Я не знал, где тут можно почистить зубы, когда положено выключать свет. Поэтому зубы чистил прямо в комнате, выплевывая воду изо рта в окно, и свет погасил очень рано, вспомнив про Бэтли: сообразит ли он, что этот металлический рычажок на стене – выключатель?

Первые дни я почти не помню. Наверное, я ждал, что кто-то объяснит, что тут происходит, какова цель, но потом сообразил, что ничего не объяснять и есть здешний принцип. Спросить – значит проявить слабость. Кто сообразительный, тот помалкивает. Он сам знает, как быть. Откуда? Интуитивно? С помощью Таро? магии? Нет, ни в коем случае. Будь в команде, не суетись, и узнаешь.

«Не возникать». Впечатление произвела не столько эта фраза, сколько затравленный взгляд Риджвея, когда он ее произносил.

Как лауреата конкурса Ромни меня отправили в класс на год-два старше. За такую дерзость одноклассники со мной не разговаривали. Ни разу – до окончания училища.

Учителя выглядели практически одинаково. Черные мантии поверх твидовых пиджаков, мешковатые серые брюки, бежевые ботинки на шнурках и с широким рантом. Подошвы были как шины, и наставники плавным ходом перемещались по нашим дворикам и галереям. У всех были седые короткие бобрики и короткие клички. Рид – Жердь, Бенсон – Жбан, Лайнем – Бочка, Максвелл – Бинго. Различить их было трудно, как и испытывать к ним хоть какие-то чувства. Впрочем, равнодушие было взаимным.

Вспомнилась любимая фраза Жерди Рида: «Первым же автобусом в Пруэтт». Я долго ломал голову: что, черт возьми, он имеет в виду? Потом мне как-то объяснили, что «Парк-Пруэтт» – это известный сумасшедший дом под Бейсингстоком. Сказанешь что-нибудь не то на географии, жди предсказуемый совет: «Первым же автобусом в Пруэтт. Отходит в два часа».

Возвращаясь однажды после уроков в свой закуток (на третий, кажется, день моего появления в училище), я увидел ближе к концу коридора парня лет семнадцати, он стоял, засунув большие пальцы под ремень, и смотрел, как я иду. Когда я подошел ближе, он злобно ухмыльнулся, сверля меня взглядом. Спрятаться у кого-нибудь в комнате я не мог, ведь знакомых у меня еще не было. Как только я с ним поравнялся, он шагнул вбок, загораживая дорогу. Я попытался его обойти, но он не пускал. Я взглянул на него, пытаясь понять, что этому парню нужно. Он был выше на два фута и, как многие в Чатфилде (это я уже успел заметить), с прыщавой физиономией и лоснящимися волосами. Вернее, волос я толком не видел – вместо них на голове блестела пинта бриолина, тщательно разделенная на пробор. Цвет кожи тоже был специфический: будто парня шарахнули по башке пакетом с малиновым йогуртом, и он растекся по всему лицу. Наконец он позволил мне пройти, но дал пинка, прямо по копчику. Мне потом сказали, что это Бейнс, Дж. Т.