Теодор: То, что самая молодая профессия, это правда. Этой профессии двести лет, максимум. Поэтому не факт, что это и профессия будущего. А музыка существует три миллиона лет.
Ирина: Я думаю, необходимость в дирижёре возникла, когда музыкальный материал стал действительно сложным. К примеру, «Девятую симфонию» Бетховена без дирижёра исполнить невозможно.
Теодор: Да, сложно себе представить. Но когда мы говорим дирижёр, мы не говорим о человеке, который управляет ансамблем, мы говорим о культе личности. Это то, что мне мешает в дирижировании – культ дирижера. Поэтому я вам честно скажу, если бы я мог не быть дирижёром, а быть композитором, я предпочитал бы это. И дирижирую я только из-за того, что мне кажется, что так будет хорошо для людей, которых я люблю, это какое-то просвещение для них. Стать лучшим человеком вместе с другими людьми и всем вместе с любовью создавать эту музыку. Если музыка перестанет звучать, это будет ужасно тяжело, это какая-то будет озоновая дырка, и солнце будет мстить земле за людей.
Ирина: Теодор, у вас совершенно удивительная манера дирижировать, вы проживаете музыку на сцене, как бы протанцовываете её. Иногда кажется, что это ритуальные или священные образы и жесты.
Теодор: Когда энергия должна пройти через тело, чтобы проникнуть в других людей, ты становишься сосудом всей энергетики, которая существует. Не случайно музыка на 70 процентов танец и на 30 процентов молитва. Как человек – дух и тело, так музыка – это танец. Это история музыки. В принципе все танцы, которые мы знаем, это адаптация древних танцев, которые были приняты и канонизированы в новой религии. А христианская драма стала театром. Все позы, которые мы знаем, имеют определенное значение и в танце в восточных религиях, и в античной Греции. Если у вас будет сеанс биоэнергии, вы увидите, что руки сами будут делать такие движения, которых вы не знаете. То есть энергия диктует и управляет каналами тела. Это и есть рождение танца. Когда находишься в очень правильной сосредоточенности и у тебя есть духовная практика, появляется большая энергия, которая диктует твоему телу, что делать. Моя точка зрения в том, что не надо делать какие-то специальные движения, чтобы повлиять как-то на музыкантов.
Благодаря тому, что я хорошо учился дирижёрской профессии у моего гениального педагога Мусина, я, в принципе, без духа могу любым оркестром управлять блестяще. Но я могу подключить энергию, чтобы люди, которые на меня смотрят, – к сожалению, это только музыканты поймут – могли, каким-то странным образом, начинать делать то, что я только ещё думаю. Я проецирую через энергию на всех людей, которые меня окружают, спонтанность моего замысла в тот момент, последствие моего прохождения по тропинке неизвестного. Ведь энергия тоже может тебе что-то новое предлагать.
То есть, когда я дирижирую концерт, я не думаю – сейчас я буду делать это, а сейчас то. Я летаю в какие-то пространства неизвестные, как будто впервые вижу все это. Я вхожу в очень странные картины, в воздушные пространства моего воображения. И это дежавю, язык сна, полет, который позволяет выражать только искреннее подключение этой энергетики.
Ирина: Насколько возможен этот полет, если вы дирижируете не MusicAeterna, а другим оркестром, как это было, например, с Венским филармоническим оркестром в 2013 году? Могут ли «чужие» музыканты так гибко отреагировать?
