В этом платье можно было одинаково уместно появиться и на похоронах, и на собеседовании. Тем не менее, из всего ассортимента нарядов, и прошлых, и нынешних, лишь это платье с большой натяжкой имело право называться женственным.
Вероника Павловна, бывало, отчитывала дочь за её манеру выбирать костюмы практичные, неброские, нарочито отвергающие шарм и эротизм.
— Ты так никогда не найдёшь себе жениха. Ни один мужчина не посмотрит в твою сторону, — ругалась она, сетуя, что Вера так и не научилась у неё блистательным женским ужимкам, которыми Вероника Павловна так гордилась. — Ты же девочка. Как ты этого не понимаешь? Любой нормальный мужчина влюбляется глазами. Им всем до лампочки, сколько языков ты знаешь и какого цвета у тебя диплом. Мужчине нужна красота и покорность. Понимаешь, Вера? Вера?..
— Вера?.. — негромко позвала Патриция, и Вера обернулась. — У тебя всё в порядке?
— Да, конечно, — поспешила оправдаться Вера.
— Точно?..
Патриция стояла в дверях и рассматривала подругу на расстоянии в несколько шагов.
— А ты точно идёшь к знакомой? — уточнила Флёри.
— Да, конечно, — Вера торопливо увела глаза. — Что за вопрос?
— Вид у тебя какой-то скорбный. К тому же это платье…
— А что с ним не так?
Патриция пожала плечами:
— Всё так. Тебе очень идёт.
— Правда?
— Нет, — призналась Флёри. — Оно прибавляет тебе лет. Ты похожа на школьную училку, которую заставили прийти на светский раут, а ей нечего было надеть, потому она надела то, что не успела доесть моль.
— Это же классическое чёрное платье. Как говорила Коко Шанель…
— Коко говорила про МАЛЕНЬКОЕ чёрное платье. «La petite robe noire» — это не одежда, это философия: поменьше пафоса, поменьше шмоток, и будет вам много счастья и много любви, потому что каждая женщина уже желанна по определению.
— Ну, хорошо, — Вера с улыбкой развела руками. — Ты меня подловила! Мне действительно нечего надеть. Но мне это не кажется такой уж большой проблемой.
— А по твоему лицу и не скажешь, — заметила Флёри. — В любом случае я не имею права отпустить тебя в таком виде. Идём.
Не дожидаясь ответа, она вышла из Вериной комнаты и направилась в свою спальню. Вере хотелось протестовать, но все её протесты разбивались о камень очевидности — Флёри была права.
В комнате Патриция долго перебирала содержимое своего шкафа: придирчиво разглядывала каждую вещицу на вешалке, а затем безжалостно заталкивала обратно. Она что-то бормотала себе под нос и не обращала внимания на Веру, которая тихонько ждала окончательного вердикта, не очень-то надеясь, что из этой затеи что-нибудь выгорит.
— Вот! — наконец, объявила Патриция и продемонстрировала бесцеремонно-красное, тонкое до прозрачности платье из летящей ткани.
Будь оно значительно длиннее, сошло бы за наряд танцовщицы фламенко.
— Я это не надену, — заявила Вера.
— Разумеется, наденешь! Я его купила в прошлом году в надежде, что успею похудеть. Но почему-то не успела. К тому же с моим ростом мне оно коротковато. А тебе в самый раз. Ты только посмотри! — она настойчиво протянула платье Вере. — Оно ведь просто создано для тебя! И цвет, и фасон!
— Да я в нём околею!
— Ты же не в поход идёшь, а на свидание.
— Это не свидание.
— Когда «это» не свидание, идут в том, что есть, и не парятся, а не вздыхают перед зеркалом.
— А вот подсматривать нехорошо.
— Я не подсматривала, а подслушивала. К тому же ты согласилась довериться моему мнению.
