— Когда это?!
— Только что. Иначе бы сразу отказалась искать альтернативу.
— Да ты мне слова возразить не дала!
— Когда тебе надо, ты упираешься похлеще сельского барана. Вот только упираешься всегда не по делу. Ну, хотя бы просто примерь, — смягчилась Патриция и жалобно скруглила глаза. — Ну, ради меня.
Через полчаса Вера в новом красном платье и короткой чёрной куртке из кожи с заклёпками вышла из подъезда. Чувствуя себя рассерженной и взведённой, Вера необъяснимым образом ощущала одновременно странный прилив сил и вдохновения. Она злилась на подругу за докучливость, а ещё больше — за её правоту в отношении размера и фасона платья: следует признать, что более точного по лекалам и ещё более вызывающего наряда Вера не знала за всю жизнь. Однако этот огненный, даже в некотором смысле роковой стиль мгновенно наделил её небывалой смелостью, которую Вера ощутила тотчас, стоило Патриции застегнуть молнию на Вериной спине, как позвоночник сам собой гордо вытянулся струной от нетерпения и дерзости.
— Это то, что нужно, — обронила Патриция, глядя на Веру в зеркальном отражении.
— Да, — без экивоков согласилась Вера, — это то, что нужно.
— А ты ничего ещё не хочешь мне рассказать?
— Нет, — игриво ответила Вера таким тоном, словно кокетство, всю жизнь дремавшее в ней, нечаянно выпорхнуло в большой мир и вытеснило собой всю прежнюю личину.
— J'ouvrirais cette péninsule… (франц. буквально — «Я бы открыла этот полуостров…»)
— Что?.. — обернулась Вера, не понимая до конца, но всё же догадываясь о значении этого выражения, которого она никогда прежде не слышала.
Её позабавила интонация, с какой Флёри выдохнула слова в воздух, будто задувала свечу. Патриция не ответила, лишь улыбнулась.
— Полагаю, ночью тебя можно не ждать, — не спросила, а скорее утвердила она. — Я оставлю ключ под ковриком. Но в случае чего обещай не шуметь.
— Обещаю.
Вера шла быстро, не ведая усталости после целого рабочего дня, не задумываясь об удобстве ботильонов на каблуках с широким голенищем, которые одолжила ей Патриция в дополнение к наряду. Не беспокоил ни ветер, ни накрапывающий дождь. Такой лёгкости в ногах не случалось со времён школы, когда Вера ещё иногда делала пробежки по утрам, но быстро забросила. Ей были милее книги, да и посторонние взгляды на улицах всегда мешали, даже раздражали. Однако сейчас взгляды не вызвали помех. Вера всё замечала: как на неё засматриваются мужчины, как оценивающе провожают глазами женщины. Кажется, кто-то отвесил ей комплимент вслух, но она не разобрала, что именно сказали. На такие мелочи времени не нашлось, разве что прохладно вскользь ответить лукавой полуулыбкой. Даже некогда было задумываться, где Вера научилась так улыбаться — умение пришло само собой, как естественное продолжение образа.
Она подлетела к кафе стремительно, откинула со лба выбившийся из общей волны локон. В этом движении крылось нетерпение поскорее зайти в тёплое помещение и намерение предстать перед сегодняшним визави в самом выгодном ракурсе.
— Бонсуа, мадмуазель, — протянул приятный мужской голос позади, и пришлось обернуться. Лазар Сорель стоял её на углу улицы, не зная заранее откуда пожалует его долгожданная незнакомка. — Я догадывался, что вы вновь меня удивите. Но не мог и предположить…
— Если вы ещё раз назовёте меня «мадмуазель», я подам на вас в суд за сексизм, — беззлобно, но решительно протестовала Вера. — И вам доброго вечера, месье Лазар.
