Енисей, река по меридиану - страница 2



Дядя Вася был штатным охотником, а эта категория во все времена немного отстранённая от жизни. Не любят они общие работы и нормированный рабочий день. Летом, как водится, на реке, рыбалка, заготовка дров, подготовка к сезону. Но приврать любил всегда. С увлечением рассказывает как неводили: «Перву тоню дали – шишнадцать штерледей! Втору тоню дали – сорок три штерледи! В ведро сложили, кое-как на угор заташшыли!». Этот рассказ вошёл в деревенскую классику и пересказывался ещё долгое время. Хотя, конечно, была у дяди Васи-карася и своя удача, и свой заработок лесной, который позволял кормить семью.

Река – главное, что держит наши деревни. Енисей кормит, Енисей поит, согревает, неся лес при большой воде. Баланы те все ловят, вытаскивают на берег обсушиться и готовят дрова. Никогда никто в лес не ездил браконьерничать. Особую категорию на реке составляет Техучасток, бакенщики. Навигационная обстановка – важная речная служба. Сейчас ходят два катера, а раньше за каждым участком следил один бакенщик. Выставлял весной после ледохода бакена, каждый вечер зажигал на них лампы керосиновые. Такие бакенские участки были распределены по всему Енисею, обеспечивали безопасность судоходства. Жили такие рабочие в избушках в центре своего дежурного места, часто рядом с береговыми створами. Одним таким работником был брат нашего деда Фёдор Ильич. Тоже из тех персонажей, о которых ходят смешные рассказы. Жил он в заброшенной деревне Лазовке, между Назимово и Колмогорова. Потом её стали называть Пономарёво, поскольку там только эта фамилия и жила. По типажу Фёдор Ильич такой же, что Вася-карась.

«Была она учительница, от мужа сбежала, а я баканшык. Вот и съучинились с ей в баканскай избушке» – рассказывает он свою любовную историю послевоенную. Семья в деревне, участок не бросишь, ежедневный тяжёлый труд. Бакена из тонких высушеных досточек, белый – пирамидкой, красный – шаром в двух плоскостях, устанавливались на караблике из жердей с тяжёлым каменным якорем. Чтоб не потерять место установки, ещё веха на якоре. А терять место немудрено, большая вода часто и сейчас срывает буи с якоря, несёт вниз по реке, прибивает где-то к берегу, в курью. Нынче на катере идут и собирают, а то и на плаву догонят. Раньше всё «на гребях», веслами бакенщик махал до известных мест, где сорванные бакена оставались. У Пономарёвских камней часто левый белый бакен уносило. Фёдор Ильич за ним вдогонку, а потом пыхтит обратно против течения. Ему говорят: «Бросил бы ты его, да новый изделал, чем так мучиться», «Да вы што! – отвечает с возмущением – Это ж сынтральнай бакан!» Бакен тот, действительно, важный был, но не настолько же, чтоб каждый раз за ним гоняться. Человеком он был ответственным, как весёлым и добрым. Все его любили, а подсмеивались над его рассказами, как над забавными шутками. Только много позже я узнал, что родня он нам, и приёмный отец тёти Маши Еремеевой, сродной материной сестры.

Много ещё вспоминается шуток и забавных высказываний наших мужиков, всего не упомнишь сейчас. Но они сами всплывают в памяти, когда встречаюсь с братом, разговариваем, вспоминаем детство и юность. И такие «летучие» фразы сами выходят на язык. Баба Дуня увидев дюралевую лодку с мощным мотором, что ещё в диковинку были – «Батюшки мои-та, милыя мои-та, вы не рыбнадзоры? Батюшки мои-та, милыя мои-та, вы не браконьеры?» дядя Карла Бастер с просонья выходит на палубу, увидев чужую самоходочку резво бегущую вдоль берега – «О, а это чья така…, маленька?», и руками показывает не больше локтя.