Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках - страница 48

. Каково бы ни было правило, оно, почти несомненно, быстро вышло из употребления: ничего подобного не встречается в последующих правилах вотчинного управления, выпущенных Николаем и его сыном Борисом Николаевичем (1794–1849)247. Правила управления юсуповскими «степными имениями», где крепостные занимались барщинным трудом, за 1825, 1831 и 1844 гг. были весьма подробными, но не содержали никаких положений о браке248. Какие соображения были у Николая насчет браков крепостных, имело, пожалуй, мало значения, потому что, занятый государственными делами, поездками за границу и коллекционированием живописи, он был нерадивым хозяином. Как писал о том времени его сын Борис, даже когда из вотчин поступали подробные отчеты, юсуповская московская канцелярия «избегала труда поверить подробные отчеты, и если она получила таковые, то как бы боясь их огромность, помечала к сведению, клала под сукно, а там передала в архив на вечное истление, и от того-то дела по всем имениям шли так худо, что до сих пор с необыкновенными моими усилиями едва могу дать им правильный ход»249.

Судя по уцелевшим материалам, с 1780-х до начала 1830-х гг. юсуповские документы молчат о проблемах с незамужними женщинами, по крайней мере в отношении степных и малороссийских имений: эта тема не только совершенно отсутствует в инструкциях, посылавшихся приказчикам, но не затрагивается также и в переписке между вотчинами и московской канцелярией250. Отсутствие доказательств может считаться доказательством отсутствия. Такой вывод можно сделать из трехсторонней переписки 1843 г. между бурмистром маленького имения в Костромской губернии, московской канцелярией и Борисом Юсуповым. Бурмистр сообщает, что крепостные мужики приводили себе в качестве невест государственных крестьянок, и спрашивает, значит ли это, что вотчинные крестьянки могут выходить замуж за государственных крестьян. Нет, не значит, отвечает канцелярия и спрашивает Бориса Николаевича, какова будет его воля. Борис отвечает, что, если женщины не могут найти себе мужей, у него предостаточно женихов для них в его других имениях, и в заключение добавляет: «…на отпуск на волю у меня нет правил, и я решительно воспрещаю»251. Он имеет в виду, что раз нет правила, позволяющего отпуск на волю в связи с замужеством, то, значит, это запрещено. Тем не менее он иногда делал исключения: в 1848 г. он согласился отпустить крепостную девку из другой костромской вотчины, если потенциальный жених выложит непомерную сумму 525 рублей252.

Самым ранним сохранившимся свидетельством отвращения к браку можно считать, вероятно, ответное письмо 1834 г. от управляющего всеми юсуповскими степными вотчинами о том, что вдовцы требуют невест, а девки отказываются за них идти; некоторые девки на выданье ни за кого не желают выходить в принципе, а многие отцы отдают своих дочерей только по принуждению253. Он не указывает никакое конкретное имение как очаг сопротивления браку и не уточняет, кто занимается принуждением. Возможно, речь идет про село Спасское Тульской губернии: в 1825 г. крепостные там и в прилежащей к нему деревне Прилепы утверждали, что вотчинный писарь стакнулся с местным попом, который брал с них лишку за венчания и другие церковные обряды. Отрицая эти обвинения, поп представил список из 173 мужчин и 164 женщин, не ходивших на обязательную ежегодную исповедь