Эпиталама - страница 3
Какие дамы нам не раз
шептали: «Дорогой!
Конечно, да! Но не сейчас,
не здесь и не с тобой!»
Один из множества реальных случаев охмурения доверчивого и наивного мужского населения – смертельный демарш льстивой и меркантильной крашеной блондинки с лошадиной мордой лица показан телеканалом НТВ: современная родственница Евы из кафе, шантажируя майора Павла Семёнова подаренным «мёдом», требовала у него $100 (сто) тысяч североамериканских рублей.
Рут Диксон справедливо заметила в одной из множества своих книг: «…у многих женщин есть в натуре что-то эксгибиционистское (посчитайте только количество бикини или прорезей в платьях, либо бюстгальтеров без верхней половины, если не верите мне). Самый неприятный тип женщин – флиртующая кокетка. Она пользуется своим телом как приманкой, а потом беззастенчиво использует мужчин, которые попались на её удочку. Она созрела для насилия. Если её, в конце концов, изнасилуют, это будет вполне заслуженно».
2.
Надо отметить, что мадригал, как и другие жанры: канцон, идиллия, баллада, пастораль, буколика и сонет, умерли вместе с Петраркой, Данте, Шекспиром и другими апологетами, возможно, в результате указанного выше охмурения. Тем не менее, продолжая дедукцию, следует заметить некую последовательность, которая прослеживается в представленном ниже произведении другого гениального поэта – Серафима Шестикрылого, как и не менее одарённого переводчика, в подстрочнике (хотя, Сова из «Дня забот» возможно права: там «…правильнописание хромает. Оно хорошее. Но почему-то хромает»). Что касается даты написания этого произведения, то, учитывая упоминания в нём Дульсинеи (Сервантес написал это в 17 в.н.э.), а также Пер Гюнта (персонажа из одноименной пьесы, написанной Эдвардом Григом в 1867 году в Италии), можно указать на преемственность последующих родственниц Евы. При этом, вредное противоречие (возможно, из-за «комплека инцеста») Ев всех времён и народов своему историческому предназначению отмечалось и ранее Эразмом Роттердамским, в 1524 году в «Разговорах запросто. Супружество», и представляет по мнению ослика Иа «Душераздирающее зрелище»:
«Есть женщины настолько мерзкого нрава, что уж и под мужем лежат – а всё не перестают ворчать да жаловаться, отнимая сладость у того наслаждения, которое гонит из души супруга любую горечь, и портя то снадобье, которым можно было исцелить все обиды».
Монтень в унисон Эразму заметил: «Женской злобности и сварливости нипочем даже брачное ложе, и они попирают всё, что угодно, вплоть до радостей и услад Венеры».
А Доде написал о героине своего романа «Набоб»: «Отвращение к любви, которое она всю жизнь не может преодолеть, и с тех пор всё представляется ей в самых мрачных тонах».
Умненькая, самолюбивая и заносчивая барышня с карими глазами, как у азиатской собаки Джеммы, дальняя родственница Евы, оскорбившись, но не имея убедительных аргументов против, высказалась коротко, как её каре для экономии шампуня: «Пока разберёшься, что вокруг одни волки, тебя уже съедят». Возможно, желая показать своей инсинуацией, что не только Эразм «сам дурак», но и все, все, все… И эти «все» по своей дурости не понимают её автокритации интерпретации для стабилизации к устранению инфляции, а просто-таки, как голодные и злобные хищники, хотят сожрать её – такую тонкорунную, всю из себя замечательную овцу, т.е. овечку или, по крайней мере, понадкусывать. При этом, в сакральной сентенции мадмуазель отсутствует логика. Как же можно разобраться, «что вокруг одни волки», после того, как они «тебя уже съедят»? У этой барышни с прекрасным и редким именем был друг. Жили по соседству, «через дорогу», как она говорила. Дружили с детства. Они и на одном популярном сайте были «друзьями». Друг иногда доставлял ей урожай с её усадьбы. А когда он вдруг нечаянно умер (наверное, сердце не выдержало «дружбы»), эта родственница не дрогнувшей рукой немедленно удалила его из списка своих друзей… Как говорится: «С глаз долой – из сердца вон».