Эпоха пепла. В Доме Змея - страница 29

Великий Турнир всех Домов начался.

Первые испытания начались задолго до того, как Кенджи вообще смог сделать хоть шаг за пределы комнаты. Ведь перед тем как отправиться на Турнир, ему предстояло пройти через руки целой армии цирюльников, слуг и даже лекарей из Хонга. Последние, если верить слухам, прибыли в такую даль специально для того, чтобы следить за его состоянием, как физическим, так и духовным.

Кенджи и представить не мог, сколько могли стоить их услуги, – и, наверное, оно и к лучшему, ибо, думается, подобную сумму он при всем желании не скопит и до конца жизни.

Кенджи подстригли и тщательно выбрили, смазав кожу какими-то ароматными маслами. Потом в него чуть ли не силком запихали столь обильный завтрак, что его бы с трудом осилил и Шуноморо. Что уж говорить о Кенджи, который еле-еле поднялся из-за стола, ощущая, что ремень на его животе вот-вот лопнет. И будто бы всех этих издевательств было мало, после прислуги им занялись иноземные медики. Они тщательно осмотрели Кенджи с головы до пят, выслушали ритм дыхания и стук сердца, заставили несколько раз пройтись из одного конца комнаты в другой, постоять на одной ноге и выполнить еще несколько простых упражнений, смысл которых, если честно, ускользал от его понимания. Но куда ему до истинных знатоков своего дела!

Видимо, результат показался знахарям вполне приемлемым, так как они, обменявшись парой реплик на родном языке, отвесили Кенджи по поклону и выскользнули в коридор. Все, кроме одного, – невысокий лысый старик с длинной, почти до колен бородой задержался, вытащил из-за пазухи небольшой пузырек, сунул его Кенджи и жестами велел выпить. Тот не стал пререкаться – и, надо сказать, успел пожалеть об этом еще до того, как неизвестная микстура попала в желудок.

Зелье оказалось до того мерзопакостным на вкус, что на глазах Кенджи невольно выступили слезы, нутро его охватил огонь, а сам он зашелся в громком кашле. Кенджи уже было подумал, что его попытались отравить: в последнее время список его недоброжелателей исправно пополнялся с каждым днем, но уже через мгновение вдруг с удивлением почувствовал, что его свежие раны понемногу перестают ныть. Когда старик вышел вслед за своими коллегами, боль ушла окончательно, и Кенджи ощутил небывалый подъем сил и бодрость, словно бы накануне ночью он не дрался с бандой синоби, а спал как младенец в собственной постели.

В коридоре его ждало настоящее столпотворение, и каждый – от личного телохранителя Каташи до дальнего родственника семьи Такэга, родство с которым уходило столь глубоко, что и не разобрать, кто кому троюродный дядя или внучатый племянник, – стремился похлопать его по плечу, дать какое-либо напутствие, спросить о самочувствии, а то и вовсе просто вопить во всю глотку, изображая боевой горн. В общем, когда Кенджи уселся в седло вороного скакуна – жеребца этого ему подарила лично госпожа Кин Кумо, и хоть с тех пор Кенджи успел взять пару уроков верховой езды, но в роли всадника до сих пор чувствовал себя слегка неуверенно, – он уже почти оглох.

– Ну как, готов надрать сегодня пару задниц? – спросил Макото, что ехал от него по правую руку.

Несмотря на браваду, выглядел он неважнецки: разбитая губа распухла почти вдвое, став похожей на перезрелую сливу, один глаз заплыл, а на коня он смог взгромоздиться только с помощью дружной работы нескольких слуг, так как еле-еле опирался на больную ногу. Но думается, и Кенджи, и сам Макото еще легко отделались.