Плечи у него действительно пролезли. А вот часть комбинезона зацепилась за какой-то крюк под топкой, и ни за что не желала отрываться.
Пока я догадался попробовать отрезать её кинжалом, было упущено драгоценное время.
На трупе занялся напалм. Дотронуться до него стало невозможно.
Хуже того: пара огненных капель упали на пол. Потом занялась дорожка из капель, которую мы случайно оставили в темноте, пока несли труп. По этой дорожке пламя неожиданно быстро добралось до оставшегося в жестянках напалма.
Полыхнуло так, что по лицам ударил жар.
Столб огня поднялся прямо посреди котельной, упираясь в потолок.
– Кочегар! – первым сориентировался Семён. – Надо спасти кочегара!!!
Кочегар так и не проснулся, пока мы его тащили. Нам повезло. Даже думать не хочу о том, что случилось бы, если бы он открыл глаза и разглядел нас.
Вернувшись в палатку, мы, как могли, убрали следы ночного происшествия: вытащили в лес и прикопали испачканные кровью ветки, нарубили новый лапник, заново выстелили пол. Я постирал одеяло и постельное бельё. Полностью следы крови, конечно, не сошли – но, по крайней мере, теперь не так бросались в глаза. Утром я даже застелил постель так, что со стороны и не скажешь, что с ней что-то не то. Да, одеяло было влажным – но это можно определить только если его потрогать.
Остаток ночи мы, конечно же, не спали.
А утром, на построении, нам объявили об общем собрании лагеря на стадионе. Народ из соседних палаток, благополучно проспавший всю ночь, начал возмущаться насчёт того, что сначала неплохо было бы завтрак организовать, а потом решать остальные дела…
В воздухе плыл отчётливый запах гари, но никто не обращал на него внимания.
Старшина построил курс. Потом к нам вышел опухший и помятый Снегирёв. Оглядев строй, он вздохнул и сказал:
– Так, есть кто-то, кто сегодня ночью видел что-то необычное? – спросил он.
Курсанты начали растерянно переглядываться. Мы тоже постарались изобразить недоумение, даже не сговариваясь.
– Ясно… если что вспомните – доложить сначала мне. Я должен знать всё до следователей. Иначе… да понятно, что иначе, – он махнул рукой и снова вздохнул. – Это ясно?
– Так точно, товарищ капитан! – ответили мы хором.
– Ну ясно… курс! Нале-во! Шагом марш! Левое плечо вперёд! – скомандовал он.
И мы направились в сторону стадиона.
Обычно построения проводились на плацу, возле столовой. Почему теперь людей не повели туда понятно: сгоревшая котельная слишком близко. Всё, что произошло ночью, можно сказать, на виду. А ведь там наверняка следователи работают…
При мысли о следователях мне опять стало не по себе. Да, мы постарались не оставлять улик: протёрли замки на складе РХБЗ, запутали следы, выходя в лес, через забор и несколько раз перепрыгивая через рвы и ручьи. Но полной гарантии, что на нас не выйдут, разумеется, не было.
Коробки курсов расположились вдоль трибуны, прямо на поле. Возле каждой стоял начальник подразделения.
Как обычно, все ждали начальство, назначившее построение.
– Сань… – ткнул меня в бок стоящий рядом Серёжа Гуменюк. – Слушай, я вот что подумал… а что, если бы их было много? Что, если бы пытались перерезать всех наших?..
– Видел же, что нет, – ответил я шёпотом.
– Ну а если? – настаивал он.
– Тогда бы нас уже не было, – ответил я.
– Они даже дневального не убили… – продолжал шептать мне на ухо Серёжа. – Значит, специально в нашу палатку лезли. Им нужны были мы, понимаешь?
