Вот и сейчас, проверив, плотно ли камень закрывает щель у пола, пальцами с длинными ороговевшими ногтями он откопал в стене маленький тайник. В нём он прятал огарки свечей, которые находил, огниво и немного соломы для розжига. Глубже в этом тайнике хранился осколок зеркала размером с ладонь: Сартаалу казалось важным знать и понимать, как он выглядит. Он не мог объяснить себе мотивов такого стремления, поэтому он просто принял это за правило. Но главным сокровищем его маленького тайника была небольшая книжка. Она была не больше ладони взрослого мужчины. Края её обтрепались, а страницы изогнулись от влаги. Но внутри эти страницы сохранили белизну. Белизну, от которой Сартаал приходил просто в неистовое возбуждение. И ещё больше эмоций вызывал флакон с чернилами и аккуратно заточенное перо. Вернее, будоражили его не сами предметы, а то, что он может начертать на белых листах всё, что пожелает.
Долгое время ему доставляла удовольствие одна только мысль о подобной возможности. И сама по себе эта мысль была завершённой. Он наслаждался ею. Но вскоре ему стало мало только думать об этом. И мерзкий червь заполз к нему в голову и стал прогрызать дорожку к осуществлению сумасбродной задумки. Именно тогда Сартаал стал улучать момент, чтобы уединиться в своей норе и на долгие часы. У него оказалось не так много свободного времени, как он думал раньше. Тем не менее он смог находить огарки свечей в оставленных Первым Народом деревнях. Благо таковых было много в округе. Ведь было важно писать в одиночестве своего жилища, чтобы никто не смог увидеть того, чем он занимается. Сартаал не желал даже представлять, что с ним сделают за такие вольности.
Хотя бы раз за сутки он мог залезть в свою нору, закрыть наглухо входную щель, чтобы никто не мог увидеть язычок пламени в его жилище. И тогда он поджигал свечу и смотрел на раскрытую белую страницу. Она волновала его и завораживала. И ему казалось, что большего и не нужно. Но тот самый предательский червь всё ещё грыз его изнутри. В этих уединённых размышлениях он осознал, что помнит руны Первого Народа – он мог бы начать писать в любой момент. Но сутки проходили за сутками, огарки свечей догорали один за другим, а Сартаал так и не решался начать.
Он хотел написать обо всём, что помнил. Ведь где-то там – в Форхе или Мехре – уже написаны десятки книг по истории Эренхара. Они в подробностях описывают великую работу мироздателя и всех шести райнер. Они описывают труды алтеидов. Но они не знают, что происходило и происходит здесь, в Джосхару. Странно, но сколь бы сильным ни было отвращение Сартаала к алтеидам, в те моменты, когда он думал о своей летописи, он думал обо всех народах, которые есть и которые будут. Он понимал, что это ничем не оправданное тщеславие. Но он хотел… нет, он считал, что должен сохранить все события, до которых не смогут дотянуться иные летописцы. Думал он так по той простой причине, что больше некому этим заняться. Он единственный во всём Джосхару, кто мог бы и хотел бы писать. И была в нём странная уверенность, что если он сможет закончить эту книгу, то её непременно найдут. Она не истлеет и не пропадёт без следа. Он не боялся этого ни секунды. Сартаал даже не думал об этом – столь велика была его уверенность.
Несколько минут назад он выкопал ногтями ещё одно углубление в земле. И вот теперь поставил в него зажжённую свечу. Так огонь располагался на удобной высоте, чтобы освещать его согнутые ноги и раскрытую на них книгу. И рядом со свечой хватало места, чтобы поставить флакон с чернилами: Сартаал предусмотрительно подумал о том, что флакон должен быть хорошо освещён, дабы он случайно его не уронил и не разлил драгоценные чернила.
