– Ну-ну, —
а также с правнучкой Офелией, подвижной и беспокойной девочкой, немного капризной и слегка костлявой, с постоянно сопливившим носом и очень подвижным лицом, на котором, отвечая переменчивому настроению, одновременно двигались брови, растягивался до ушей рот и шевелился по-обезьяньему нос, тонкий и на самом кончике заостренный, как у ее матери, Виктории, двумя годами раньше улетевшей в Италию работать моделью и, зарабатывая не так много, как ей бы хотелось, все свободное время посвятив активным поискам нового мужа, не реже двух раз в год появляясь в Афродитовке с подарками – изящными босоножками с шелковыми ленточками, красивыми сумочками из натуральной кожи, разным модным барахлом и обязательно с большой бутылкой настоящего, не магазинного, оливкового масла первого отжима специально для отца, во времена перестройки увлекшегося политикой, наукой, историей, эзотерикой, философией, религией и собственным здоровьем, о чем он не ленился напоминать Виктории, в свою очередь с вдохновением рассказывавшей Витеньке и Люсеньке о Риме, Колизее и соборе святого Петра, демонстрируя фотографии с памятниками и сохранившими в своем первозданном виде неповторимую атмосферу старинными городскими улочками, над которыми ранним утром разносится аромат горячих булочек и, отмывая намыленными губками вымощенные мраморными плитами площади с позеленевшими бронзовыми памятниками всадникам, приятно журчащими в дневную жару фонтанами и белокаменными часовнями, римские дворники поют арии ничуть не хуже оперных теноров, и что ее бойфренд Антонио, не самый богатый в Италии человек, но далеко не бедный, предлагает переехать жить к нему, но для этого ей пришлось бы уволиться с работы, чего делать она в любом случае не собирается, так как найти работу в Италии очень трудно, и что там на уме у итальянского бойфренда знает одна Пресвятая Дева, а Марии и Нуну она рассказывала об удивительной жизни заграницей, о роскошных магазинах с дорогими вещами и сумасшедшими на все ценами, а также о многом другом, что интересует одних только женщин, по ходу расспрашивая у сестер, как дела, она не открывала ничего нового жалуясь на отца, успевшего прожужжать Виктории все уши о том, что ей пора выйти замуж за кого бы то ни было, и то же самое слово в слово повторяла мать, в отличие от Ефросиньи Ивановны, насмотревшись по телевизору сериалов про изменщиков, аферистов и подлецов, со старушечьей безапелляционностью утверждавшей, что все это ерунда и замуж нужно выходить за «нормального» человека, не вдаваясь в подробности смысла, вложенного в расплывчатое понятие «нормальный», и оставляя за близкими право строить самые фантастические предположения о том, каким может быть подходящий муж для Нуну, упрямой, замкнутой и самой молчаливой из сестер, ни с кем, кроме животных и насекомых, не дружившей, при этом обладавшей с раннего детства удивительной способностью одним взглядом вызывать у окружающих состояние временного окаменения, к двадцати шести годам превратившись в необыкновенной красоты блондинку, в летние месяцы носившуюся в коротких шортах, с распущенными волосами на рычащем, как зверь, мощном красном спортбайке, подаренном Нуну новым поклонником, наивно полагавшим, что стоит ему предложить Нуну совершить совместный кругосветный круиз и после страстного признания друг другу в любви в Париже на Эйфелевой башне назначить день свадьбы, то она сразу растает от его пылких слов, но вынужденным убраться несолоно хлебавши, услышав от Нуну, в привычной для себя резкой манере заявив жениху, что у него “слишком самодовольная морда”, и тем же не терпящим возражений тоном бросившей попавшейся под горячую руку Марии:
