Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце - страница 31

– Почему вы так холодны ко мне, Александр Леонидович? – его отвлек ласковый голос девушки.

Только сейчас он заметил, что рука ее, доселе скользившая вверх, остановилась где-то посередине его бедра. Плоть требовала ее ласк. Пламя терзало чресла.

– Анна… – произнес Лагардов, посмотрев ей в лицо и встретившись с умоляющим взглядом.

– Поклянитесь, что ведете себя так не из-за моей семьи, не из-за Анастасии, а только из-за Алеши! Скажите, что и в самом деле вы соблюдаете верность только ради сына! – скоро сказала красавица. – Я отдаю вам сердце и хочу знать точно, что мои чувства взаимны.

Она быстро расстегнула пуговицы шубы, схватила его за руку и прижала ее к своей груди. Ошеломленный этаким жестом граф хотел было тут же убрать ладонь, отстранившись подальше от столь сильного искушения, но передумал. Он замер, упоенно вслушиваясь в стук ее сердца, перебиваемый звоном каретных колес.

– Как ты прекрасна в этой наивности! – придвинувшись к ней, сказал статский советник. – Ты склонна верить клятвам… О, эти детские обещания, способные успокоить любого человека! Они ведь часто нарушаются, не только мной, не только мужчинами, не только женщинами – всеми людьми! Это проклятие человеческого рода! Все мы клянемся друг другу в чем-то, а затем забываем об этом и нарушаем…

– Все же клянитесь! – настаивала девушка, не отпуская его руки.

– Если тебе так угодно…

Мужчина сам не хотел отстраняться от Анны Николаевны. Наверное, в тот момент он был готов поклясться в чем угодно, только бы она продолжала искушать его. Лагардов сам, добровольно становился жертвой ее чар, как любой другой человек, готовый поддаться власти идеала.

– Я люблю вас! – томно проговорила она.

Он очаровательно ухмыльнулся, нежно коснулся ладонью ее щечки и произнес:

– Дитя, любви нет…

Эти слова мужчины до сих пор звенели в памяти девушки. Имел ли он тогда в виду конкретно любовь Анны, ставя под сомнения искренность ее чувств, любовь их, в существование которой мог не верить, или же любовь всех людей? Точного ответа на этот вопрос она не могла дать, ибо сама терялась в догадках, относительно этой фразы. Одно красавица знала точно – если он посмеет еще раз сказать это, ее сердце, отданное ему, просто не перенесет подобного во второй раз и разорвется на части.

Девушка отвлеклась от этих мыслей, когда Ольга Романовна остановилась возле своей комнаты, достав из кармашка платья трясущимися руками ключ и отворив дверь. Женщина казалась слишком настороженной, что не могло не бросаться в глаза. Анна вошла в комнату вслед за тетушкой, сразу же бросившейся запирать дверь. Красавица отошла от нее и беспомощно опустилась на стул возле окна. Взгляд ее тут же наполнился печалью, из груди вырвался пустой вздох. Она не знала, как поступать дальше: губить жизнь сестры, отнимая у нее мужа, или отступиться от этой затеи и смириться с браком. Нет, она не могла позволить Лагардову остаться с семьей. Слишком сильно девушка любила его, слишком сильно желала.

– Ну, Анечка, рассказывай. Как все прошло? – сказала Ольга Романовна, подойдя к ней.

Женщина встала за красавицей, собрала ее длинные рыжие волосы и начала заплетать их в одну аккуратную косу. Как ловко и бережно она укладывала огненные локоны племянницы, сколько заботы и любви было в ее движениях! Безусловно, Ольга Романовна за долгие шесть лет привязалась к Анне, начала относиться к ней, как к родной дочери, о которой так долго мечтала. Она с юности надеялась, что выйдя замуж, родит дочь, маленькую очаровательную девочку, ради которой сможет пойти на все. Но эти мечты разбились, как только ее в двадцать четыре года выдали за восьмидесятилетнего французского генерала. За двенадцать лет брака ее грезы так и не исполнились, судьба не подарила ей дочери, а тут через четыре года после смерти генерала к ней племянницу отправили, что, как известно, стало единственным утешением. Как после этого Ольга Романовна могла не любить ее?