Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце - страница 29

– Простите меня, конечно, но разве нельзя обойтись без морфия? – спокойно произнес Лагардов, отбирая у доктора шприц с набранным в него снотворным.

– Что вы делаете? – возмутился тот, приподнимаясь со стула и пытаясь забрать обратно шприц.

– Нет, что вы делаете? – твердо сказал граф, отходя к окну и выбрасывая из него снотворное.

– Я всего лишь старался помочь ей… – растерянно пролепетал доктор.

– Вы отравить ее пытались! – прорычал Александр Леонидович. – У вас был прежде опыт работы с этим препаратом?

Доктор утвердительно кивнул.

– Тогда вы обязаны знать, что происходит, если долго принимать его. – Продолжил статский советник. – Морфий, как вам должно быть известно, является алкалоидом опиума, который представляет собой один из самых сильных наркотиков. Вам известно о таком недавнем явлении как опиумные войны в Китае? Нет? Позвольте напомнить, это был военный конфликт из-за желания Европы отравить всю Азию опиумом.

Доктор слушал графа, недовольно поглядывая на окно, из которого недавно был выброшен шприц с морфием.

– Я против использования опиума и прочих ему подобных средств, – Лагардов, не смотря на возмущение, кипевшее внутри него, говорил достаточно спокойно, – даже в медицинских целях. Поэтому я настоятельно попрошу вас не применять этот яд относительно моей супруги. Пусть лучше мучается от боли, чем смешивает свою кровь с морфием.

Доктор понимающе закивал головой и, собрав свой чемоданчик, попрощался до завтра со статским советником. Александр Леонидович обреченно опустился в кресло возле камина, запрокинул голову назад и закрыл глаза. Ему не хотелось даже думать о том, что могло произойти приди он на пару минут позже. Мужчина боялся осознать, что морфий мог оказаться в организме Анастасии Николаевны.

Александр Леонидович терпеть не мог даже малейшие упоминания о морфии, не говоря уже о его использовании. И он был безмерно рад, что не позволил отравить этим ядом свою супругу. Находясь в другой части комнаты, статский советник мог слышать тихие стоны спящей жены. Он знал – она стонала из-за боли, сковавшей руки. Но выхода у него не было, Лагардов хотел сохранить жизнь, здоровье и рассудок Анастасии Николаевны, а это можно было сделать только одним способом – не давать ей ни морфий, ни какое-либо другое обезболивающее.

Задумавшись, граф не заметил, как заснул в кресле.

Как только Анна Николаевна вернулась в поместье Усуровых, сразу же была поймана своей тетушкой. Ольга Романовна с привычным ей любопытством подстерегала девушку, желая как можно больше узнать о результате ее встречи с Лагардовым. После десяти лет вдовства она не утратила достаточно обыденную для многих женщин способность – неподдельный интерес к чужой жизни. Даже шесть лет жизни с племянницей, имевшей совсем иные взгляды, не смогли изменить ее.

Ольга Романовна, шурша подолом темно-зеленого платья, кинулась к Анне. Торопливо она постаралась помочь девушке снять шубку, опасаясь, что кто-нибудь еще сможет их увидеть. Затем женщина молча взяла девушку за руку и повела на второй этаж, к себе в комнату. Она знала, это было единственное место в доме, где никто не смог бы услышать их разговора. Не удивленная поведением тетушки красавица послушно следовала за ней, продолжая думать о сестре и ее муже. Ее, безусловно, умиляла тревога Лагардова за Анастасию Николаевну, его рвение поскорее вернуться домой, дабы проверить, все ли в порядке с ней и сыном.