– Ну, процедура известная. Первый тур сыграем по классическим образцам. Одному подозреваемому говорим, что листовки и адская машинка в дворницкой, второму – что в дровяном сарае, третьему – что на кухне. И ждем, куда заявятся жандармы… Да и вообще, может, это утечка из финансового управления министерства обороны?
– Не думаю. Там уверены, что мы организационно, хоть и без оглашения сего факта, в штате СВР… О том, что мы никто и звать нас никак – кроме наших, никто не знает. Насчет заделки утечки… Да, процедура известная. Что ж, подготовь списочек тех, кому про листовки планируешь сообщить, и варианты… ну, скажем, по переброске партии английских паспортов для палестинцев в Софию. Пойдет?
– Пойдет. Напряжем Артаксеркса и его людей, дело несложное.
– Но чтоб ни одного не засветить! Сумеешь отработать?
– Обижаете, Максим Владимирович. Когда мой отдел портачил?
– Пока – тьфу-тьфу – Господь миловал… Ладно, кликни там Гончарова, пусть разъяснит нам текущее положение. В части, его касающейся…
Подполковник вышел из кабинета начальника и, спустившись на первый этаж, постучал в последний слева по коридору кабинет.
– Кого там черт принес? – раздался из-за двери недовольный голос.
– Серега, давай к генералу. Слышать хочут!
– Добро. Три минуты!
И ровно через три минуты из своей «берлоги», куда он старался не допускать никого из посторонних, вышел подполковник Гончаров – начальник аналитической группы, поджарый, бритый наголо – по моде тридцатых годов – рослый мужик; в аналитики он загремел два года назад, когда случайно переусердствовал в допросе пленного французского летчика в боснийских горах. Пилот «миража» оказался хлипковат и отдал Богу душу – подполковника же Гончарова за сие самоуправство от оперативной деятельности отстранили и загнали за стол, чего он своему начальнику в глубине души так и не простил.
Тщательно закрыв дверь, он спросил деловито:
– Что зовут пред светлы очи?
Левченко развёл руками.
– Мне генерал пока не докладывает. Хочет, чтобы ты разъяснил, а что – обстановку в спальне голландской королевы или структуру финансовых потоков наших нуворишей – сам узнаешь. Пошли, сейчас тебе самому все расскажут.
Они поднялись наверх и вошли к начальнику Управления.
Генерал Калюжный сидел за своим столом, курил – в последнее время ему уже не хватало пачки в день, и его лечащий врач был этим обстоятельством крайне недоволен – и задумчиво смотрел в окно.
Левченко деликатно кашлянул.
– А, явились. Гут, проходите. – Хозяин кабинета был явно расстроен, хотя старался этого не показывать.
– Зачем вызывали, товарищ генерал? – Гончаров постарался придать своему вопросу максимально возможное безразличие и официальность.
– А вот ты сейчас нам с Левченко и евонным корешам изложишь суть балканских проблем. Так, без бумажки, сможешь, или отпустить на минутку за шпаргалкой? – генерал хитро улыбнулся.
– Шпаргалками не пользуюсь. – Ответ Гончарова был чуть-чуть более резок, чем следовало бы, и генерал это понял.
– Стало быть, зло все еще на меня держишь…
– Никак нет, товарищ генерал, по субординации не имею права!
– Права не имеешь, а все ж держишь… Ну, ясное дело! Там ты был герой, супостата громил, братьям помогал – а тут старый хрен заставляет бумажки перебирать? Так, что ли? – Калюжный пытливо уставился на подполковника.
– Думаю, на оперативной работе я был бы более полезным для дела.
– Хм… Это мы очень скоро увидим. – И, глядя, как оживился Гончаров, генерал добавил: – Очень может быть, уже даже в этом году.
