– Охотно, – согласился я.
– Пол, встречались ли вам какие-нибудь признаки жизни на Ганимеде?
– Честно говоря, нет…
– А ископаемой жизни? – вопрос задала Катя. Ее голос был чуть хрипловатым, совсем чуть-чуть. У меня неожиданно защекотало в легких.
– Ну… Пожалуй, нет… Катя. – Назвать ее по имени оказалось так приятно, что я непроизвольно сглотнул и тут же мысленно сплюнул. Нашел время и место. И кандидатуру.
– А не было ли странных происшествий? Неожиданных поломок? Пропаж? – Это снова Роб, и вдруг я вспомнил…
– Конечно! Как же не было?! Образцы-то у нас пропали. Мы с доктором Боровски – это мой научный руководитель, Маргарет Боровски – почти сутки ковырялись под дождем, брали их, можно сказать, вслепую, дождь из тысяч ведер – знаете ведь, как тут льет, и при этом туман стеной, даже для Ганимеда денек выдался хоть куда. А еще сломался аэрокар. Юпитер, конечно, исключения для нас не сделал, заполнил собой весь коротковолновый эфир, связаться с базой не удалось. Пришлось топать пешком до ближайшего коммутатора. Образцы, как положено, сложили, поставили палатку, маяк. Нас забрала машина с пятой станции, они работали в том же районе, а когда мы вернулись за образцами, нескольких не досчитались. Кто-то мог бы не заметить, но у нас строго: нулевая видимость или нет, дождь какой угодно, хоть метеоритный, а учет должен быть; так что в журнале все образцы отмечены, строго под номерами, хотя и не были толком описаны. Куда-то пропали девять – вроде, со сто пятнадцатого по сто двадцать четвертый, можно уточнить у доктора Боровски.
– А что это были за образцы… Пол? – Это опять Катя. Мне показалось, или она смотрит на меня по-другому? «Черт-черт-черт, приди в себя, Джефферсон, кто ты и кто она!» – примерно так подумал я, собрался и ответил твердым голосом:
– Пирокласты. Они тут везде: туф, брекчии. Мы восстановили порядок пробоотбора, но не смогли понять, почему пропали именно эти. Роботы их брали из разных мест, некоторые всего в полуметре от других, но те не пропали. Ничего особенного там не могло быть. – Я развел руками: мол, никаких особенностей, хоть режьте.
– Посмотрите, Пол, похож на ваши? – она указала взглядом на проекцию, появившуюся передо мной в воздухе. Кусок туфа, темный, серо-зеленоватый, крупнопористый, с характерными включениями капель обсидиана.
– Как брат родной, – улыбнулся я. – Из нашей коллекции?
– От ваших соседей с пятой станции. Они вчера заявили об открытии. Смотрите внимательно… – Образец перед моими глазами повернулся, и я заметил в его боку отпечаток. Что-то похожее на жгут из щупалец, сантиметра три длиной. Определенно не магматического происхождения, определенно.
В разговор снова вступил инспектор Бобсон, на черном лице которого не осталось и тени улыбки:
– Это, Пол, означает несколько вещей. Во-первых, грандиозное открытие. Уже четвертая планета Солнечной системы, вслед за Землей, Марсом и Европой, которая имела или имеет жизнь. Во-вторых: похоже, коллеги с пятой станции вас попросту обокрали и открытие присвоили себе. Этот вопрос будет обсуждаться в Научном совете Юпитера, он вне нашей компетенции. И наконец, в-третьих: мы не знаем, каков возраст этой… Доктор Старофф, подскажите, как называется? Да, спасибо, каков возраст этой «окаменелости» и во что могли развиться ее потомки в тепличных, по сравнению с Марсом, условиях подледного океана Ганимеда. Поаплодируем первому, осудим второе и задумаемся над третьим. Ваше предположение о влиянии чужой цивилизации на работу заводов не такое сумасшедшее, как можно подумать. Но именно поэтому мы просим вас, Пол, воздержаться от обсуждения данной темы с коллегами и, тем более, с посторонними. Особенно – в предстоящем разговоре с Жаком. Всего хорошего, Пол. Наблюдайте за происходящим, мы еще свяжемся с вами.
