Очнулся – как из стылой проруби вынырнул! Жадно глотнул воздуха. Задышал часто-часто. Пот ручьем лил со лба, стекал по вискам. В теле подрагивала каждая мышца и каждый нерв.
Сколько спал-то? Изменилось ли что? Всеволод глянул вокруг. Нет, все по-прежнему. Пряный запах сухих трав, полутемная горница, муть пузыря в окне и копоть на потолке. Полати. Шкуры. Лавка. Перевязанный старец-воевода. Сидит, где сидел, только улыбается и смотрит – непривычно так, приветливо.
Да, вокруг ничего не менялось. Что-то поменялось в нем самом. Что?
Голова не болит – вот что! Совсем! Ничуть не болит! Всеволод поднял руку. Тронул. Ничего, ну, то есть ничегошеньки, даже шишки мало-мальской нет там, куда угодил меч воеводы. Чудеса! И ваты-дурноты под черепушкой тоже больше нет. И вялости. И сонливости.
Бодрость есть. Сила, здоровье бычье, желание горы воротить, да деревья выкорчевывать. А нет – так хоть что-нибудь делать. Немедленно. И много.
Аж распирает всего!
Ай, да воевода, ай да старец Олекса. Таково, значит, твое заговорное слово! Крепок, ничего не скажешь, крепок тайный заговор у Сторожного воеводы. Столь же крепок, как и рука, в которой меч тяжеленный летает, словно птаха легкокрылая.
Всеволод откинул шкуру. Сел. Увидел свою одежду в углу. Хотел встать…
– Не спеши, – приказал старец. – Поговорим. Теперь – без мечей.
Поговорим? Всеволод вспомнил. Странные слова Олексы, которые слышал, засыпая. Или то почудилось, что слышал. Спросил:
– Мне нужно куда-то ехать?
– Нужно, – ответил воевода.
– Когда?
– Сегодня.
Всеволод снова кинул взгляд на одежду в углу. Опять попытался подняться.
– Но не прямо сейчас, – снова осадил его воевода.
– Куда ехать? Зачем?
– А вот об этом и будет у нас с тобой разговор, Всеволод. Тебе ведомо, что есть наша Сторожа, кем охраняется, от кого поставлена, и какое порубежье ей должно беречь?
Странный вопрос! Любому ратнику Сторожной дружины это известно. Сокрытая Сторожа возведена в самом центре Руси – в непролазных лесах и болотах между Черниговом и Брянском. В дремучем краю, затерянном среди земель Черниговского, Северского, Переяславского, Киевского, Пинско-Туровского, Полоцкого и Смоленского княжеств. На гиблую, не годную ни под пашни, ни под легкий промысел болотистую глухомань эту, издревле, к тому же – со времен живших здесь прежде вятичей – помеченную недоброй славой, не зарились ни князья, ни бояре. Разбойный люд – и тот сюда носа не совал. Самые отчаянные охотники-бортники не забредали. Страшно потому как обычному человеку там, где таятся следы великой волшбы, хоть и не понимает он, отчего берется тот страх. А тут таилось… Такое… Этакое…
Вот и огибал окрестный народец леса да болота десятой дорогой. Обходил, крестясь и бормоча молитвы.
Ну, а раз нет ходоков, то и не знают ничего людишки об остроге с крепким осиновым частоколом. Не ведают черниговцы, северцы, переяславцы, киевляне и прочие соседи о воинах, несущих здесь свою службу. И о дозорах, что оберегают тайные подступы к лесной крепости, не подозревают тоже. А если даже и догадываются, то все равно не мешают, почитая Сторожных дружинников какой-нибудь лесной нежитью.
На самом же деле будущих воинов сокрытой Сторожи собирают из юных отроков по всей Руси. Посланцы Олексы специально ездят из княжества в княжество и по указанным старцем-воеводой приметам ищут тех, кто лучше других подходит для службы. Обычно берут сирот, не связанных сыновним долгом. А уж таких-то горемык на Руси всегда вдосталь. Особенно после голодных лет, мора, войн и нескончаемых княжеских усобиц.
