Еретики и заговорщики. 1470–1505 гг. - страница 6

Когда Москва и остальные русские земли все более ясно осознавали принадлежность к единому народу, который вступил на путь освобождения от ордынской зависимости и строительства национального государства, Св. София оказалась на обочине этого мощного движения. В то время, когда Москва все больше сознает себя и все чаще действует как самодостаточная суверенная держава, вечевая республика мыслит себя не более чем придатком более удачливых соседей – Литвы или Московии. Новгород превратился в Великий Новгород, в 50-е годы – в Господин государь Великий Новгород, но чем пышнее звучал титул, тем скуднее становилось стоящее за ним содержание.

До новгородских земель не докатилась волна великого христианского подвижничества, связанная с деятельностью Сергия Радонежского и его учеников. Мы не наблюдаем в Новгороде следов духовного подъема, охватившего русский Северо-Восток. Более того, в это время, которое с полным правом можно назвать вторым крещением Руси, новгородскую церковь поражает кризис, ярким проявлением которой стала ересь стригольников, бичевавших многочисленные пороки, поразившие священнический и монашеский чины. И это несмотря на то что архиерейскую кафедру занимали столь примечательные личности, как Иона и Евфимий. Тем не менее большая группа учеников Сергия – основателей монастырей – шла за благословенными грамотами не к новгородскому архиерею, на чьих землях она оседала, а к московскому митрополиту, который был на несколько сот верст дальше.

Но вернемся к тезису о гибели вечевого начала под ударами, по выражению того же А. Радищева, «хищного соседа». Разницу в политическом устройстве Москвы и Новгорода (разумеется, в пользу первого) историки разных эпох пытаются детерминировать пагубным влиянием двухсотлетней ордынской зависимости на различные стороны жизни русского общества, в том числе и на характер государственного управления. Мнение о том, что московские государи переняли приемы и обычаи монгольских «царей», можно считать доминирующим в историографии. Из ордынского наследства привычно выводят корни российского «тоталитаризма». При этом московская государственность предстает полной противоложностью политическому устройству Киевской Руси.

Автор российских реформ Егор Гайдар не без оснований указывает на то, что «подавляющее большинство российских мыслителей считали и монгольское нашествие и укоренившийся после него “азиатский дух” бюрократии, “ханское самодержавие” несчастьем России». Еще декабрист Н.М. Муравьев со всей определенностью отвечал на вопрос «почему прекратилось вече»: «Причиною тому было нашествие татар, выучивших наших предков безусловно покорствовать тиранской их власти… московские князья во всем подражали сим тиранам».

Исследователи, стоявшие на противоположных позициях, оставались в меньшинстве. Еще С.М. Соловьев отмечал, что влияние Орды на перемены в социально-политическом устройстве Руси не было «главным и решительным»: «Татары остались жить вдалеке, заботились только о сборе дани, нисколько не вмешиваясь во внутренние отношения, оставляя все как было, следовательно, оставляя в полной свободе действовать те новые отношения, какие начались на севере прежде них».

После того как по поводу губительности для Руси ордынского влияния высказался Карл Маркс, советские историки с энтузиазмом подхватили этот тезис. Однако и многие историки-эмигранты в этом пункте солидаризировались с марксистами. По мнению Г.В. Вернадского, «разрушение в монгольский период большинства крупных городов Восточной Руси нанесло сокрушительный удар городским демократическим институтам, в киевский период процветавшим по всей Руси». Разумеется, такую же точку зрения разделяют те зарубежные историки, которые к России относятся с плохо скрываемой антипатией. «Если мы хотим узнать, где Москва обучалась науке царствования… нам следует обратиться к Золотой Орде», – заключает американский исследователь Ричард Пайпс.