Встреченные рабы сопровождают торговое шествие, без всякого на то согласия от аристократа. Босоногий подросток бежит далеко впереди, оглядывает пустые по раннему утру улицы, замыкают же растянувшееся шествие две женщины-рабыни, готовые в любой момент повторить манёвр с прикрытием. Гермократ же, совершенно не смущаясь своей голой ноши, напевает под нос весёлую рыбачью песенку.
Подросток-раб знает, похоже, не только именитого гражданина Сиракуз, но и краткий путь к его мастерской. Он устремляется в поворот на север, потом на восток, и вот узкий проход между домами расширяется, являя небольшую площадь, образованную двумя зданиями оружейных мастерских, арсенала и казармой городской стражи. Напевы рыбацкой песенки поднимаются на полтона громче. Подросток-раб вопрошающе смотрит на юношу-аристократа, тот указывает взглядом на среднее строение. Но помощи смышлёного раба не потребовалось, песенку услышали – за воротами шум. Створка отворяется, в проёме показывается мастеровой – наголо бритый мускулистый раб, выходец из страны кельтов, густо перемазанный золой, в тёртом переднике из воловьей кожи, надетом на голое, загорелое дочерна тело.
– Хайре, хозяин! Да даруют тебе здоровье боги! – Мастеровой устремляется на помощь, но Гермократ останавливает его левой рукой. Обратившись назад, аристократ встречается взглядом с каждым из трёх рабов и рабом-полицейским, что добровольно сопровождали в пути. Надменности знати гаморов в том благодарном взгляде нет. Плетёные корзины тут же прикладываются к животам жестом прощания, принятым среди рабов, и трое сопровождающих с рабом-полицейским покидают площадь арсенала, казарм и оружейных мастерских.
– Хайре, Косма! Боги с тобой, мой друг! Вино сготовь. Харчи какие-нибудь вчерашние от ужина остались? – провожая взглядом удаляющихся попутчиков, тихо говорит с площадью Гермократ. В голосе гамора сквозит беспокойство. Косма нарушает порядки и первым исчезает в проёме ворот, из которых только что появился с приветствием.
– Это наш дом? – неожиданно заговаривает скифянка.
– О! Да ты говоришь по-эллински? А то думал – как с тобой общаться? – Аристократ смеётся. – Почему раньше не сказала?
– Никто и не спрашивал. – Скифянка почтительно наклоняет голову.
На площадь из проёма ворот выбегают трое жилистых и крепко сбитых мастеровых-рабов. Особо не интересуясь мнением хозяина, ловко снимают с плеча «труп» и бережно вносят в проём мастерской. Кивком головы Гермократ указывает путь рабыне и юному рабу. Оставшись один на небольшой площади, знатный муж разминает затёкшее от костлявой ноши плечо и шею. Песенка, что негромко напевал, звучит теперь уже в пол певчего голоса. Голос у юноши поставлен хорошо:
Скромен мой улов сегодня:
Всего три рыбки я домой несу.
Из моря выудил бы больше,
Хватило бы еды и вам, мои соседи!
Да только ветер в игры стал играть!
Да только лень сморила-уморила,
И я заснул, и мне приснился
Весёлый-дивный рыбный сон…
– Вино и харчи готовы, почтенный! – голос Космы враз прерывает простонародную песню аристократа. К Косме оборачивается Гермократ – нет, не тот, что шёл с торговой агоры, другой – по-домашнему открытый и насмешливый.
– Ну хоть умылся! А то лезешь обниматься чумазым. – Смех взаимен. Гермократ первым входит в свою мастерскую. У порога на соломенной плетёнке лежит голый «труп». Дева смущённо прикрывает ладонями грудь и промежность.
