Эрон - страница 6
И она никогда и никому не проболталась об этом.
В отличие от Евы, Лилит приехала завоевывать Москву во всеоружии. Приехала в такую же раннюю весну, только на год раньше, и не одна, а вместе с матерью Лидией Яковлевной. Здесь все было продумано до мелочей и к приезду готовились давно, по сути, с детских лет Лилит. Диета. Теннис. Бассейн. Свой круг общения. Элитная полузакрытая школа с английским языком в Ростове-на-Дону, где ученики судят друг о друге по уровню притязаний. К восемнадцати годам Лилит выросла в спортивную девушку с идеальной фигурой манекенщицы по самым строгим французским параметрам. При холодном прагматическом складе ума она имела поразительно обманчивую внешность: романтические голубые глаза, наивное выражение лица, белоснежные волосы, беззащитную улыбку. Только в суховатой геометрии губ таилась пугающая бесстрастность. В известном смысле Лилит была совершенством советского дизайна с двойным дном. И обладала грацией ночного цветка, пожирателя бабочек.
На языке прошлого века, мать и дочь прибыли за выгодной партией. Лилит очень рано рассталась с тем трепетным чувством ожидания любви, которое так свойственно юности, и приехала в столицу с весьма циническим внутренним чувством прицельности к жизни. Школу она закончила с отличием в прошлом году, но на семейном совете образование было сочтено недостаточным, и она еще год шлифовала свой английский и немецкий с репетиторами, а еще вдобавок научилась в блатной секции ипподрома прилично ездить верхом, а кроме того, сдала на право вождения машины. Лилит потеряла отца, когда ей было двенадцать лет. Крупный партийный работник трагически погиб на охоте: был случайно застрелен егерем. Но уход отца из жизни никак не отразился на их положении. Мать имела могучих родственников в Москве и не потеряла ничего, даже служебную дачу и машину с шофером. Наоборот, вдова сумела с выгодой употребить свою свободу. Притом, строго выращивая дочь-орхидею, она не скрывала от нее правды своей жизни, безжалостно обнажая причины всех своих поступков. Это была школа успеха. Она любила дочь не чувством матери, но – садовника. Одно время Лилит матерью восхищалась, но сейчас смотрела на нее с тайной враждебностью, терпеливо выжидая, когда отпадет потребность в ней. Словом, они были мать и дочь по расчету.
Лидия Яковлевна прилетела в столицу на полмесяца раньше и сняла за бешеные деньги удобную просторную квартиру на Калининском проспекте. Из окон на семнадцатом этаже открывался вид на грандиозную панораму центра Метрограда с белыми столпами Кремля, с парящими в знойном мареве золотой жары химерами высотных башен, с лилейными горами пара из труб МОГЭСа. Лилит, приехав, первым делом опустила жалюзи, она боялась высоты. Уже смеркалось, Лилит приняла ванну и легла спать. Даже перелет в новую жизнь не мог помешать распорядку дня. Назавтра она еще раз уточнила с матерью план предстоящей судьбы: пока ни о каком поступлении в вуз нет и речи: туда, куда надо, с улицы не принимают. Это первое. Вторым пунктом Лидия Яковлевна сочла нужным еще раз подчеркнуть, что в тех кругах, куда они метят, девушка может удивить не просто красотой, а красотой девства. Лилит в ответ рассмеялась. Целомудренность была маминым пунктиком, и она блюла ее с жестокостью Цербера у входа в античный ад. Весь следующий месяц ушел на показ дочери. Лилит ужасно скучала по милому Ростову, Москва ей не нравилась пыльной жарой, столпотворением тысяч людей, азиатчиной. Здесь приходилось ездить на такси и даже в метро. Она отдыхала душой только в бассейне, где ежедневно плавала по два часа, поражая красотой брасса и профессионально отводя все знаки внимания со стороны случайных юнцов. Юнец – это потеря времени. Наконец, прохладным июньским вечером на загородной даче маминой сводной сестры Ирмы, на застекленной цветными стеклами террасе состоялся откровенный и жестокий разговор столичной мегеры с двумя провинциалками. Мать хотела сначала отослать дочь в парк, но Ирму раздражала надменная красота юной сучки и она захотела побольнее царапнуть ее самолюбие. Ирме было 55 лет, она прошла огонь, воду и медные трубы и знала изнанку столичной жизни как пять пальцев. Обращаясь в основном к белокурой куколке, она сказала, что золотая молодежь ее в свой круг не примет, потому что эти оболтусы меньше всего озабочены семейными перспективами и пойдут под венец – ее выражение – только под страхом смерти. Для тех же, кто вырос из золотых штанишек и под угрозами старших задумался о браке, она не партия. Да и искать знакомства с ними нужно не в нашей московской дыре, а, скажем, на Ривьере в пансионатах французской Компартии. Словом, сливки в карман не положишь, пошутила Ирма, а закончила совсем грубой открытостью о том, что искать выгодную партию придется среди стариков, причем приличные вдовцы наперечет, значит, надо вооружаться зубками на семейных. Мать кивнула, кто-кто, а она никогда не была провинциалкой и не церемонилась с совестью. Но редко кто из партаппаратчиков, нахлестывала Ирма, пойдет на развод. Постель? Да. Любовь против карьеры? Нет. Потеря поста неизбежна, хотя случаи такие известны. Кстати, падший все равно остается в номенклатуре, а грешников у нас любят и со временем разводы прощают. Но и тут у Лилит есть соперница, речь о дочери брата Брежнева Якова Брежнева, молоденькой Любке, племяннице генсека. Вся элитная сволочь добивается сегодня именно ее руки…