– Вы же работали в начале двухтысячных в больнице на Уральской?
– Работал, – отвечаю. – Учился в универе, а в больнице санитаром подрабатывал. По ночам.
– А помните, к вам мальчишку привезли, беспризорника. Вы с ним ещё на крыльце курили?
В памяти начали появляться какие-то проблески.
– Ну допустим, – отвечаю.
– Так я и есть тот самый беспризорник! – радостно сообщает незнакомец. – Я вас тогда по фамилии на бейджике запомнил. Фамилия не самая распространённая. А тут наткнулся в интернете, решил уточнить – вы ли это.
– Я, – подтверждаю. – Как вообще дела?
– Теперь уже хорошо. Слушайте, а напишите про меня рассказ.
– Да я уже и не помню почти ничего, – засомневался я.
– А я вам сейчас напомню.
И напомнил. Точнее, с самого начала поведал свою историю. Добавил деталей, о которых я не знал. И получился следующий рассказ. Имена с разрешения участников изменил.
Родители развелись, когда Кириллу было лет пять, не больше. Отец как-то сразу исчез, уехал в другую страну и не появлялся даже на день рождения сына. Высылал откуда-то издалека непонятные и ненужные подарки. Мать демонстративно бросала их на пол.
– Лучше бы денег прислал!
Расстались родители плохо.
Мать быстро нашла отцу замену. Огромного и громкого Ивана Петровича. Отчим владел на рынке несколькими ларьками, был шумным любителем выпить на кухне хорошей водки в неограниченных количествах, владельцем модного «мерседеса» стального цвета, хозяином жизни. Кирилл с матерью переехали в его большую квартиру и зажили новой семьёй.
К пасынку Иван Петрович относился не то чтобы плохо, но как-то равнодушно. Ходит по дому что-то мелкое, незаметное, ну и пусть ходит, лишь бы не мешал. Завели огромную и дурную собаку – афганскую борзую Лайму. У Кирилла появилась постоянная обязанность – в любую погоду утром и вечером выгуливать псину по часу на улице. Мальчик и собака сразу же невзлюбили друг друга. Только выйдя на улицу, Лайма с диким лаем срывалась с места, обжигая ладони поводком, и уносилась в неизвестном направлении. Следующий час Кирилл бегал по дворам, искал борзую, а отыскав, устраивал на неё охоту. Нужно было поймать волочащийся за собакой поводок и притащить Лайму домой. Борзая издевалась, подпускала мальчишку совсем близко, но как только он нагибался за поводком, включала суперскорость и снова уносилась вдаль.
По утрам из-за собаки Кирилл нередко опаздывал в школу. Приходил весь в грязи, набегавшись по лужам за коварной псиной. Получал ни за что.
Когда у матери и отчима родилась общая дочь, стало хуже. Катя – копия Ивана Петровича. Такая же светловолосая, круглолицая, крупная. А Кирилл чернявый, смуглый, худой – вылитый отец. Лишнее напоминание о другом мужчине.
Начал Иван Петрович на пасынка покрикивать. Бывало и по шее даст. Попадало за школу, за грязные штаны, да любую мелочь. А Катю чуть ли не с пелёнок заваливали подарками, всё прощали, возили на концерты и самые дорогие кружки. Отмечать четырёхлетие с толпой подружек в ресторане – пожалуйста. На Новый год игрушку стоимостью в докторскую зарплату – ничего для доченьки не жалко. Изрисовала дневник брата фломастерами – так это не она виновата, а ты, дебил, дневник куда попало бросаешь!
Кирилл молчал. В семейной иерархии он был ниже всех. Даже Лайма пользовалась большими привилегиями.
Внешне в семье всё было хорошо. Дети одеты, обуты, накормлены. В квартиру приходили учителя с проверками, восхищенно рассматривали обои с шелкографией, дорогую технику, какие-то безумные ковры. У Кирилла – своя комната, набор игрушек, учебных принадлежностей. Одежда, конечно, с рынка, но не от китайских соседей, а от дяди Амира. А дядя Амир дешёвую фигню из своей Турции не привезёт, потому что должен Ивану Петровичу денег. Учителя рассказывали родителям, что Кирилл плохо общается со сверстниками, плохо учится, не идёт на контакт. Учителя уходили с чувством выполненного долга, а отчим брался за ремень.
