В конце концов, посетовав на превратности судьбы и даже всплакнув, Вера Николаевна фотографии не сожгла, а спрятала. Бедная и наивная женщина – если бы костоломы Абакумова стали что-то искать, достаточно было вложить хрупкие пальчики в дверной проём… Но до этого дело не дошло. Судя по всему, Исаков просто не знал в подробностях, почему в деле Худякова фигурировали снимки с Ялтинской конференции. Слышал что-то, но толком не знал… И слава Богу!
Но отпечаток на отношениях, точнее, осадок остался. Когда всё пронесло, и никто не явился с обыском, а тем более – не использовал ялтинские фотоальбомы против её мужа, Вера Николаевна решила предупреждение Исакова протрактовать как некие закулисные происки, осознанно вносящие разлад в их семью. А дальше всё пошло-поехало с учётом этих и других подобных предположений, на которые часто горазды любящие жёны, ищущие истоки невзгод совсем не там, где они возникают.
Вера Николаевна решила, что Исаков воспользовался моментом, чтобы ещё больше досадить мужу в роковой период его жизни. Почему? Ответить толком не могла, но мысль лелеяла и повторила потом не раз, рассказав даже адмиралу Чернавину в подробностях и лицах историю с фотографиями. Ситуацию усугубило и то, что мало предсказуемый Хрущёв вдруг принял решение вернуть Исакова на военную службу и тут же назначил его на должность начальника Главного штаба, а затем и заместителя командующего ВМФ.
Вот такая метаморфоза! Она, безусловно, наложила отпечаток на личные отношения двух выдающихся флотоводцев. Будучи людьми высокоинтеллигентными, к тому же связанными долгими годами совместной службы, они, конечно, не позволяли в отношении друг друга худого слова, но и хороших определений сторонились.
Николай Герасимович остаток жизни посвятил литературному труду, написав обширные тома о становлении и заслугах советского военного флота, подробно коснувшись сотни имён, но если на страницу попадал Исаков, то всегда как-то мимоходом, даже без малого упоминания о тяжелейшем ранении. Видимо, неизбывная обида всё-таки водила пером. В чём же она? Я думаю, в несправедливом отношении к нему сначала Сталина, а потом и Хрущёва.
В отличие от Исакова, Николай Герасимович никогда не был царским офицером, более того, происхождением из той самой лапотной среды, что ценилась тогда превыше всего, но сердце вождя он этим так и не растопил. Может быть, виновато его упрямство, когда речь заходила о проблемах флота, которые он постоянно обострял, невзирая на лица. Однажды Сталин даже бросил вроде шутливо:
– Почему, Кузнецов, ты всё время ругаешься со мной? Ведь органы уже давно просят у меня разрешения тобой заняться…
Присутствовавший Берия тут же блеснул исподлобья зловещим пенсне, которого все так боялись, а Кузнецов – вроде не очень…
В отставке Николай Герасимович писал много и довольно подробно, хотя как разжалованный отставник лишён был доступа к архивам, первоисточникам. В основном, писал по памяти, которая у него оказалась на уровне литературного дара самой высокой пробы. Однажды Симонов, заехав на дачный «огонёк», предложил:
– Николай Герасимович, почему вы в Союз писателей не вступаете? Подавайте заявление. У вас такие замечательные книги, столько хороших статей – мы вас примем…
В ответ Кузнецов только рассмеялся:
– Ну какой я писатель? Как вообще могу претендовать на это место?.. Надеюсь, вы шутите… Я пишу не романы, а документ о прожитом и пережитом, а это может каждый, кто захочет…
![Bo][ing Day истребить «колхозника»](/uploads/covers/fe/bo-ing-day-istrebit-kolhoznika.jpg)
