Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины - страница 22
С первых страниц «Войны и мира» читателя по-своему привлекает храбрый офицер и знаменитый кутила Долохов, с его лихим бесстрашием в бою и разгуле, дерзкой независимостью, неколебимым чувством собственного достоинства. На страницах романа несколько раз возникают выразительные портреты Долохова, но руки до поры «припрятаны».
Они появляются лишь в сцене картежной игры: Долохов жестоко, беспощадно, похоже, не вполне честно, обыгрывает своего доброго приятеля Николая Ростова. Долохов мстит: он сделал предложение Соне, кузине Ростова, но получил отказ, и причина отказа – любовь Сони к Николаю. Своей железной волей Долохов подавляет партнера, заставляет играть все дальше, тогда как руки его мечут карты, побивая одну ставку за другой. И во все время этой страшной игры одно мучительное впечатление не оставляет Николая Ростова – ширококостые, красноватые, с короткими пальцами и волосами, видневшимися из-под рубашки, руки Долохова, – Толстой несколько раз подряд определяет их одними и теми же словами.
Руки Долохова, лишь в этой сцене показавшиеся из-под засученных рукавов, больше уже не встретим, но, удержались они в памяти или нет, отныне мы лучше, точнее понимаем все, что происходит с Долоховым, поступки и слова его. Вплоть до решения: «Брать не будем!», когда в конце войны казаки приводят большую группу сдавшихся в плен французов. Он снова мстит, на этот раз за гибель полюбившегося ему мальчика Пети Ростова, младшего брата Николая. С этим «Брать не будем!» Долохов уходит из романа.
«У него удивительные руки – некрасивые, узловатые от расширенных вен и все-таки исполненные особой выразительности и творческой силы. Вероятно, такие руки были у Леонардо да Винчи, – пишет Горький о руках Толстого. – Такими руками можно делать все. Иногда, разговаривая, он шевелит пальцами, постепенно сжимает их в кулак, потом вдруг раскроет его и одновременно произнесет хорошее, полновесное слово».
Толстому нравятся большие руки. У самого Толстого руки – большие, развитые постоянным физическим трудом.
Илья Ефимович Репин рассказывает, как рисовал его, идущего за сохой, – Лев Николаевич пахал в тот день поле бедной яснополянской вдовы. Сделав несколько набросков, художник, человек физически сильный и ловкий, попробовал тоже поработать сохой: «Страшно трудно! – Пальцы с непривычки держать эти толстые оглобли одеревенели и не могли долее выносить, плечи от постоянного поднимания сохи для урегулирования борозды страшно устали, и в локтях, закрепленных в одной точке сгиба, при постоянном усилии этого рычага делалась нестерпимая боль. Мочи не было». А Толстой пахал шесть часов без отдыха – от часу дня и дотемна.
Кроме известных воспоминаний Репина о Толстом, сохранился еще и план отдельной статьи – написать ее Репин почему-то не успел. В ней очень интересны меткие наблюдения, подробности, схваченные острым взглядом художника.
Мы еще заглянем в словесные репинские наброски, пока – только о руках: «Рабочие руки большие, несмотря на длинные пальцы, были «моторными» с необыкновенно развитыми суставами – признак мужицкий: у аристократов в суставах руки пальцы тоньше фаланг».
Впечатление художника дополняют впечатления врача. Выразительные строки находим в воспоминаниях профессора-хирурга Андрея Гавриловича Русанова, – сын близкого приятеля Толстого, он и сам не раз встречался с ним, пользовался его дружеским расположением: