Я притворился, будто мне неловко.
– По-моему, мне следует доложить о вашем предложении мистеру Вулфу. Чтоб обезопасить себя.
– От чего?
– Ну… хотя бы на случай того, что вы проговоритесь во сне.
Он расхохотался.
– Вы мне нравитесь, Гудвин. Я знал, что мы поладим. Вы знаете свое дело, я знаю свое. Сколько вам потребуется на расходы? Пять тысяч? Десять?
– Ничего не требуется. Подсчитаем после. Итак, мистер Джарелл, ваше предложение я не принимаю. Если бы я и был склонен его принять, я сказал бы вам об этом в таком месте, где нас наверняка не подслушивают. Не исключено, что нас могли слышать у «Хорланда».
– А вы, однако, осторожны.
– Просто я не хочу, чтобы мне намылили шею. Итак, вы хотите, чтоб я действовал согласно вашей программе?
– Разумеется. Мне кажется, Гудвин, мы друг друга поймем. И не забывайте о следующем: я, не задумываясь, оставлю миллион долларов наличными за то, чтоб навсегда избавиться от этой женщины. Больше того – посчитаю это выгодной сделкой. Но это вовсе не значит, что меня можно обвести вокруг пальца. Я плачу за то, что у меня в руках. Если вы с кем-то вступаете в соглашение, я должен быть поставлен в известность, с кем, с какой целью и сколько это стоит.
– Вас поставят в известность. Еще какие-нибудь предложения?
Их больше не было, существенных, по крайней мере. Даже после весьма недвусмысленного предложения сфабриковать обвинение он все еще считал или притворялся, будто считает, что я могу кое-что узнать, обрабатывая его домочадцев. Я удивился, что он больше не коснулся моего замечания о том, что мне придется доложить Вулфу о нашем разговоре. Определенно, он считал мое согласие работать одновременно на двух хозяев само собой разумеющимся, если при этом хорошо платят. Он был убежден, что мы друг друга поняли, но я в этом убежден не был. Я ни в чем не был убежден. Прежде чем отпустить меня, Джарелл дал мне два ключа, один от входной двери, другой от библиотеки. Он сказал, что ему нужно позвонить, а я сказал, что хочу прогуляться. Он заметил, что я могу воспользоваться либо этим телефоном, либо тем, который у меня в комнате. Я же пояснил ему, что всегда гуляю перед сном. Может быть, теперь мы наконец поняли друг друга.
Я прошел в передний вестибюль, спустился в лифте вниз, кивнул привратнику в холле (это был уже другой), зашагал в сторону Мэдисон и, отыскав телефонную будку, набрал нужный номер.
– Резиденция Ниро Вулфа. У телефона Орвил Кэтер, – раздалось в моем ухе.
Я оторопел. Понадобилась целая секунда, чтоб я мог прийти в себя.
– Это из городского морга, – загнусавил я. – К нам поступил труп молодого человека с классическим греческим профилем. Он прыгнул с Бруклинского моста. Согласно документам, обнаруженным у него в бумажнике, его фамилия Арчи Гудвин, и он проживает…
– Швырните его назад в реку, – распорядился Орри. – Какой прок от него мертвого? От живого-то особого не было.
– Ладно же, – сказал я, но уже не в нос. – По крайней мере, мне теперь все про тебя известно. Могу я удостоиться чести поговорить с мистером Вулфом?
– Сейчас узнаем. Он читает книгу. Подожди у телефона.
Через минуту в трубке буркнуло.
– Да.
– Я вышел пройтись и нахожусь в телефонной будке. Докладываю: кровать удобная, питание сносное. Я перезнакомился со всем семейством и симпатий ни к кому не испытываю, за исключением дочери Лоис. Она как-то застрелила белку и написала об этом стихотворение. Рад, что вы прибегли к услугам Орри. Можете с сегодняшнего дня приостановить мне выплату жалованья. Джарелл посулил шестьдесят тысяч, помимо расходов, лично мне, если я соберу улики против невестки, чтоб выдворить ее из дома. Мне кажется, вся идея состоит в том, что эти улики должны быть сфабрикованы, однако само это слово не произносилось. На это у меня уйдет двенадцать недель, получается по пять тысяч в неделю, так что жалованье мне ни к чему. Гонорар я получу наличными, налогов платить не придется. А потом скорей всего женюсь на Лоис. Между прочим, вы тоже получите свое вознаграждение.
