По приезду домой Лена надеялась избавиться от странного «состояния», не догадываясь о его истинной природе. С таким явлением она никогда не сталкивалась, поэтому, отдав всё на откуп времени, физически растворилась в привычном потоке дел. Но глубоко внутри её сознания происходили изменения, нагнетаемые беспокойством бессонных ночей.
К счастью, наблюдать её ночные бдения было некому. Обстоятельства оставили в этой ситуации Лену одну, что освобождало от ненужных, обременительных объяснений. Муж был на вахте, сыновья уехали в Питер. День проходил за днём, и всё обретало цикличный характер.
Плотно задвинув шторы, чтобы не впускать свет полярной белой ночи, она каждый раз безрезультатно пыталась погрузиться в состояние покоя. Но стоило задремать, как тут же её бросало в пучину из обрывков фраз и размытых образов. Никакого сюжета в сновидениях не было, кроме постоянного присутствия Алексея – он был везде и во всём. И это «ВСЁ» превращалось в хаос клубком скатанных осязаемых волокон параллельной реальности. Периодически выходя из болезненной дрёмы мистического морока, она словно вырывала себя из чьих-то цепких лап, определённо, испытывая невероятное возбуждение и реально ощущая, производимые с её телом сексуальные действия. Что с ней происходило? Какая роль в этом бреду была у Алексея, с которым она едва знакома? Откуда эта страсть к нему? Ни его лица, ни голоса она не помнила, но медленно сходила с ума от возбуждения.
Попытка оправдать всё возрастными изменениями женского организма рушилась о стену голого факта: этот бред накрыл её одномоментно – в ночь с тридцатого июня на первое июля, стерев границы в сутках. С того времени ночь стала своего рода пунктиром, созданным из рваных фрагментов «больного» сна и вынужденного бодрствования. Смена времени суток вообще перестала иметь какую-либо определённую структуру. И если вначале новизна ощущений накрывала эйфорией её дремлющее желание страсти, приводя в состояние возбуждения, то спустя время уже не радовала, а мучила, заставляя серьёзно задуматься об угрозе надвигающейся психической катастрофы. Продолжаясь третью неделю, с ней происходила аномалия. Что это могло быть? Чертовщина, морок, магия? Чем бы это ни являлось, это уже было невыносимо.
В отсутствии здорового сна её мозг стал неожиданно выключаться. Стоило только найти точку покоя, как тут же проваливалась в бездну беспокойного сна на пять – десять минут. И опять её подхватывали огромные качели, раскачивая маятником до головокружения и выбрасывая на всём ходу из забытья.
Такое нервное перевозбуждение нельзя было объяснить логически. Ей словно сделали опасную инъекцию с носителем неопознанного штамма. Воздействие той прививки на тело и сознание оказалось невероятным! Что это могло быть? Она не находила ответа.
Помимо бреда, происходящего в её голове, очень заметными стали изменения в теле. Внимательно прислушиваясь к своему состоянию и придирчиво разглядывая отражение в зеркале, Лена рассуждала с долей иронии:
– Я меняюсь! Может, имя моим метаморфозам всё-таки «гормональный взрыв»?
Но, не находя аргументов, отрицательно мотала головой:
– Сомневаюсь! Ночами не сплю. Довела свой мозг до сумасшествия, а внешне никаких признаков измождённости – только преображение!
Её тело действительно, словно сбрасывая отжившую форму, приобретало стройность, гибкость, изящество и грациозность молодой женщины. Осунувшееся лицо, странным образом выглядело только моложе! Глаза светились топазами и возбуждённо искрились энергией!
