Да и жизнь показывает, что ничего вообще не происходит при выходе на пенсию. Никаких изменений. Как работал, так и работаешь дальше. Все довольны, ты тоже еще не привык к новому статусу. Даже стараешься не думать об этом происшествии, потому что все равно немного жутко от того, что ты раз, и уже пенсионного возраста. И тебе должны место уступать в трамвае. Место, впрочем, никто не уступает, по причине наличия пока еще товарного вида, но замечаю, что стала сама занимать свободное сиденье без зазрения совести, типа имею право, могу документ показать. Вот они первые плюсы.
Так потихоньку и привыкаешь к новому званию, правда аккуратно обходя в разговорах тему статуса. От ярлыков подальше.
И вроде бы все как всегда, ан нет.
Замечаю, что периодически начинают посещать какие-то новые щекочущие флюиды, неизвестной этимологии, донося отдаленные обрывки мыслей: «Рабы не мы…свобода … нас встретит радостно у входа…имею право …» и ш-ш- ш-ш-ш, как шорох сухих листьев.
Первый и второй уровни свободы
Может, сама бы и не сообразила, да позвонила в День рождения институтская подруга Ленусик Румянцева и поздравила …с первым уровнем свободы!
– Это как? Чего в виду имеешь? Можно пуститься во все тяжкие? — на ходу пытаюсь врубиться я, позвоночником ощущая крутизну формулировочки.
– Так да, до пенсии доработала. Первый уровень достигнут. Теперь свободна, – подтверждает, уже прошедший посвящение в «свободные люди», товарищ.
– Да уж, просто, как все гениальное, – не скрывая изумления, констатирую я, – Задари фразочку!
– Пользуйся, – великодушно разрешает дружище.
Вот добрый человек. И какой умный!
Мне страшно любопытно, как пользуется свободой сам автор бессмертных слов, о чем я тут же интересуюсь. Поскольку лично для меня верх мечтания – это ездить, то есть перемещаться в пространстве на любом виде транспорта, включая свои «неказенные», я уверена, что так у всех, поэтому демонстрируя свою догадливость, спрашиваю:
– И куда ты поедешь?
Однако подруга Лена смеется упреждающим смехом и со свойственной только ей растяжкой фраз, придающей весомость произносимому, поясняет:
– Нет, Оля, никуда я не поеду.
– Как так? Не любишь путешествовать? Любишь, не ври, – я еще пытаюсь убедить себя, что не ошиблась, – Нет, реально – какие планы?
– Путешествовать люблю, сама знаешь. Но, дела первостепенные есть. Деньги нужны. И на пенсию не проживёшь. Козе понятно.
Да, козе понятно, конечно. И мне понятно, хотя я и Осел по зороастрийскому гороскопу. Тут же, додумывая только что стрельнувшую мысль, что, наверное, придется чередовать периоды зарабатывания средств и периоды их траты на другие виды деятельности, которые для души, я культурно переспрашиваю:
– А какие дела? Интересное что-нибудь придумала?
– Интереснее некуда, – констатирует Ленка, – Мама плохая совсем. Восемьдесят три года. Лечить надо, кормить и указания выполнять по сельскому хозяйству на даче. Она знаешь какая? Даст задание, сама не может уже, а ты должна на огороде корячиться, чтобы все было. Тогда она спокойна.
Стараюсь здоровый консенсус найти, в сторону снижения полевых работ, объясняю, что легче купить. Но это с трудом дается. А поберечь, чтобы не беспокоилась, хочется.
– Ты лучшая из дочерей, – констатирую я, красиво применяя известную фразу из фильма, – А брат чего? Не заставить?
– Ну, ты же знаешь. Мальчики нынче как отрезанный ломоть. Они издалека любят. Ими жены руководят. А у них свои мамы. Двух-то не потянуть. Вот на дочках все и держится.
