Уже у двустворчатых высоких дверей управления меня осенило.
— Чешуя! — Я сунула ему под нос запястье. — Ты же хотел потрогать. Вот. Трогай сколько угодно. И пирожных…
Йормэ фыркнул, пытаясь сдержать смех.
— …я тебе куплю, — произнесла я потерянно.
— Ты действительно нечто, — вздохнул он, аккуратно взяв меня за запястье. Легким поцелуем коснулся сжатых в кулак пальцев и мягко отвел мою руку, — но мне это не нужно.
— То есть как?
— Я не хочу, чтобы ты предлагала мне что-либо только из чувства вины. — Йормэ вздохнул. — Если бы я был настолько беспринципным, то уже воспользовался бы своим правом на одно твое «да».
— А…
Я успела забыть о том, как много ему задолжала. И ведь он был совершенно прав: прикосновения к чешуе не могли никак навредить ни моему здоровью, ни чьему-то еще… разве только Йормэ мог бы немного пострадать, потому что не бить людей, когда меня накрывают эмоции, я все еще плохо умела.
— Мне нужно, чтобы ты сама мне разрешила. Добровольно.
Я поникла. Оставалось последнее средство: задобрить его сладким, но прежде, чем я успела вернуться к теме пирожных, лис неожиданно добавил:
— И я не злюсь на тебя. — Он придержал входную дверь, пропуская меня вперед, а когда я проскользнула перед ним, склонившись к моему уху, негромко добавил: — В случившемся нет твоей вины.
— Но если бы я сразу пресекла любые попытки Мари со мной подружиться, она не попыталась бы тебя отравить. И Киллианы… не стоило мне с ними сближаться.
Йормэ с широкой улыбкой потрепал меня по волосам.
— Сама себя слышишь? Как часто в знакомых, что хорошо к тебе относятся, ты подозреваешь психопатов? Мари попыталась меня отравить потому, что сама так решила. Ты не просила ее об этом. И граф похитил тебя… — Лис осекся и, помрачнев, хрипло выдохнул: — Прикончу.
— Не надо! За убийство единственного наследника такого влиятельного рода даже тебя серьезно накажут.
Йормэ не желал оставлять все так, и мне пришлось согласиться, что переломанные руки — наказание достаточно суровое. В конце концов, членовредительство — не убийство. За такое наследника герцогского рода, вероятно, и не накажут даже…
Лис немного успокоился, но долго это не продлилось. Какая-то недобрая мысль заставила его нахмуриться.
— Скажи, Вейя, он же тебя не… обидел?
Я вспомнила сожженную спальню, затопленную ванную и испорченную комнату на первом этаже и искренне призналась:
— Нет. Но я его, кажется, очень сильно обидела.
К тому же несколько раз.
Йормэ, успокоенный моим рассказом и коробкой малинового зефира, скоро повеселел. К вечеру он уже ничем не походил на того полубезумного лиса, которого я увидела в заснеженной камере.
Я оправилась от потрясения быстрее и легче лиса, хотя порой все же ловила себя на сожалении, что Ияра нельзя отправить в Берту вместе с Мари.
С рубашкой Йормэ, уже негласно считавшейся моей, я почти сроднилась и, когда пришло время сна, без раздумий ухватилась за нее, предвкушая, как после утомительных и напряженных ночей в доме Киллианов наконец отосплюсь под боком у пушистого лиса.
Настиг меня голос Йормэ:
— Оборачиваться сегодня я не буду.
Это была оправданная предосторожность: после двух дней в полубезумном состоянии меньше всего ему сейчас стоило уступать место зверю. Поэтому я лишь безропотно согласилась.
Хотя, забираясь на постель, чувствовала себя немного странно под взглядом Йормэ.
Я пристроилась на краю и повернулась к лису спиной. Помолчав немного, он вздохнул.
