– Рано или поздно нужно выходить из зоны комфорта. Все через это проходят. Ты останавливаешь себя, сопротивляешься, не давая жизни шансов проявить её возможности. Жизнь невероятно многогранна, но если ты не сделаешь уверенный шаг вперёд, ты ничего от неё не получишь, ничего не увидишь. Жизнь любит смельчаков, безумцев. Сейчас вообще безумие в тренде, особенно в искусстве! Тебе нужно просто пойти и заявить о себе!
– Да как?! – начала снова раздражаться я.
– Ну ты же знаешь пути. Ты просто делаешь вид, что не видишь их. А на самом деле просто не хочешь видеть, потому что они тебе не нравятся.
– Я понимаю это, – тихо сказала я, глядя в пол.
– У тебя есть что-то покрепче? – вдруг спросил Эрик.
– Что-то из алкоголя?
– Да.
– Сейчас поищу.
Я нашла у себя в комнате в одном из ящиков так называемой «стенки» коньяк и дурацкое самодельное вино, которое мама приносила на Новый год, и, взяв бутылку коньяка, пошла обратно на кухню. Я чувствовала волнение в каждой клеточке своего тела. Я взяла подходящие рюмки, которые с трудом нашла, и Эрик налил нам обоим напиток.
– Скажи, что ты чувствуешь, когда читаешь или слушаешь истории людей, которые пережили или переживают в своей жизни что-то по-настоящему страшное? Серьёзные смертельные болезни, теракты, потерю близких… Людей, которые живут с инвалидностью…
Мне нужно было несколько мгновений, чтобы прийти в себя и осознать сам вопрос, а потом ещё столько же, чтобы начать на него отвечать. Слишком серьёзная и болезненная тема.
– Ну… ты же назвал разные случаи… – начала я.
– Но их объединяет одно.
– Я восхищаюсь этими людьми. Правда. Для меня это… нечеловеческая сила духа… – мой голос начал дрожать. Я мгновенно вспомнила то, что видела по телевизору в детстве: страшные теракты, которые унесли жизни многих людей, детей, сделали других детей инвалидами. – Я не очень понимаю тех, кто борется со смертельными болезнями, не понимаю то, как они хотят жить, не согласна с их словами о том, что жизнь – это дар и так далее. Инвалидов я понимаю больше, но… совершенно не понимаю, как они смогли найти в себе силы, чтобы жить дальше. Я не могу себе этого представить, совсем. Просто не понимаю, – мои глаза уже были наполнены слезами.
– Ты не можешь знать их мотивацию, но зачастую она лежит на поверхности… У многих она одинакова…
– Ради родных и близких? – спросила я, улыбнувшись краем губ.
– Ты никогда не хотела жить ради кого-то? Жить достойно, счастливо, преодолевать себя?
Из моих глаз потекли слёзы.
– Знаешь, – с трудом начала говорить я, – когда всё только началось… весь мой, как мне казалось и кажется до сих пор, ужас, в моей голове проскальзывала мысль о том, что должно случиться что-то по-настоящему… страшное, возможно… Что-то, что изменит меня…
– Ты ждала от жизни «пинка»? Ты втайне желала, чтобы с тобой случилось что-то страшное? Это тоже один из признаков мазохиста.
– Я не понимала тогда, что это такое… жить с этим… Что твои проблемы – это только твои проблемы, только твоя боль… – сказала я, вытирая нос рукой.
– А сейчас?
– Теперь я понимаю, что быть несчастной – это совсем некруто, это некрасиво.
– А тебе казалось, что это красиво? – немного удивлённо спросил Эрик.
– Да. В детстве я очень много смотрела фильмов, сериалов, где все главные героини всегда были красивыми, талантливыми, такими… положительными… и при этом обязательно несчастными. Да, мне казалось, что это красиво. И я… я придумывала себе боль… и утопала в ней… – говорила я, уже плохо видя Эрика из-за слёз. – А потом, спустя много лет, выяснилось, что в реальности некрасиво всё, даже боль. Она не может быть красивой. Она ужасна. И она может быть только твоя…
