И, возможно, ни во что не выльется танец на основе повседневной хореографии. Кроме возможности размяться. Найти интерес в скучном деле. И просто поиграть.
Игра в жизни дорого стоит.
Почему я говорю об этом?
Иногда стоит цепляться за любую идею. Обыденную или бредовую, если на горизонте не маячит ОНА, её величество настоящая идея.
Такие, внешне ничем не примечательные идеи могут дать рост чему-то более значимому.
Однажды мы делали перформанс одного слова.
Никогда бы не подумала, что на сцене обычное слово засверкает разными гранями.
Произносили его по-разному, меняли интонацию, вкладывали разные эмоции. Существует театр одного актёра. Это был перформанс одного слова. Просто. Но глубоко.
Однажды я писала рассказ по заданию.
Мне нужно было втиснуть двадцать слов, написанных разными людьми. Естественно, относиться к такому серьёзно я не могла.
Это не было глобальной идеей. Всего лишь игра и милый стёб. Но результат удивил меня.
Я обнаружила, что когда к делу не относишься излишне серьёзно – получается прикольно. Точно не хуже, чем когда создаёшь из боли, из жажды, из воспоминаний, которые до сих пор тисками сжимают сердце.
Получается иначе – изящно и легко. Глубоко? А разве так важно, чтобы всегда выворачивало наизнанку?
Это кажется таким мелким сейчас. А тогда я, двадцатитрёхлетняя девица спуталась с компанией старшеклассников. Поссорилась с братом и не нашла ничего лучше, как втереться в компанию его недругов – отомстить.
Мы собирались в подъездах и на крышах домов. Сидели прямо на ступеньках или подоконнике. Я разглядывала исписанные стены. А потом брала в руки гитару. Тогда я умела на ней играть. Это потом, переехав в Москву, разучилась. Поначалу снимала комнату и старалась занимать как можно меньше места и не шуметь, чтобы не потревожить покой хозяйки квартиры. На смену комнате пришла съёмная квартира, где я жила на птичьих правах, по купленной регистрации. Шуметь – нельзя. Участковый периодически пытался застать меня дома, но дверь я не открывала. У меня даже был секретный звонок – для своих. Что-то вроде три коротких, два длинных. Постоянно меняющийся позывной, который я сообщала накануне.
Давно не живу на съёмных квартирах. И даже гитара есть. А вот вспомнить, как играла тогда – не могу. И тот волшебный самоучитель, по которому училась когда-то – исчез. Связывала в одну стопку с книгами при очередном переезде. А теперь его нет. Он – особенный. Я покупала несколько самоучителей после, но всё не то. Может, потому что его купил папа вместе с первой гитарой. Мне было лет десять. Но до игры руки так и не дошли. А после двадцати взяла – и спустя полгода заиграла. И не на трёх блатных аккордах – по нотам.
У меня странный голос. Бывший муж считал, что обычные песни мне петь не стоит. А вот романсы шли. И арии из мюзиклов. Моя любимая – «Memory» из «Cats». Люблю до сих пор. Два года назад пела её в сумерках на обрывистом берегу быстрой Катуни.
А тогда – пела в подъезде. И романсы, и «Memory». Выходили люди. Слушали. И никто не жаловался на шум и не грозился вызвать милицию. А я черпала внимание ложками. Такое случилось впервые.
Да, и не нужно было раньше. Представить себе не могла, как это – выйти на сцену. В школе даже к доске – испытание. Терялась, сгибалась в вопросительный знак и еле слышно мямлила.
Сейчас самый важный момент, который отмечаю всегда и вспоминаю после – внезапное молчание зрительного зала и взгляды, слившиеся в унисон.
