Эта ночь была бархатной - страница 19
Как там Гаспачо? Скоро ли вернется?
Элвис нахмурился, достал солнцезащитные очки, надел их, поправил на переносице. Опять изобразил пальцами пистолет, затем уронил руки.
Он мог бы пойти в комнату Гаспачо и взять настоящий пистолет, но не смел туда заходить.
Около семи часов приехал Маг, собрал всех в гостиной. Блондин сразу же заладил свое: что Элвис – полное ничтожество, да и чего вообще можно ожидать от босяка, который приперся из Тепито. Антилопа в основном кивал и время от времени вставлял «ага».
– С вашего позволения, сэр, я скажу прямо: Элвис – тряпка, – вещал Блондин тоном профессора, читавшего важнейшую лекцию по ядерной физике или по какому-то другому столь же заумному предмету. – На него ни в чем нельзя положиться. Как ты его назвал, Антилопа?
– Слизняк, – отозвался Антилопа.
– Нет, как-то по-другому.
– Сопляк.
– Нет. Шимпанзе, швыряющий дерьмо из самой грязной клетки в Чапультепеке. Не в обиду будет сказано настоящим обезьянам. А еще он слушает паршивую пропаганду, все равно что дегенерат-анархист, будь он проклят, – добавил Блондин.
– Какую пропаганду? – спросил Маг, скорее с любопытством, чем с беспокойством в голосе.
– Рок-музыку. Президент сказал, что ее надо запретить, так как она ведет к анархии. И я с ним в этом полностью согласен. Кафе с «живой музыкой» закрыли, а что толку, если люди все равно слушают эту дрянь, когда им заблагорассудится?! – воскликнул Блондин.
Элвис подумал, что Блондин, если б мог, завернулся бы в мексиканский флаг и стал кататься по полу для большей убедительности.
Да, безобидные кафе с «живой музыкой» позакрывали. «Пау-Пау», например. А ведь там просто исполняли дурацкие иностранные песни. В этих чертовых кафе даже танцевать было нельзя, но полицейские все равно врывались и выгоняли всех на улицу, – просто потому, что им так хотелось.
Нельзя наказывать людей за то, что они спели несколько песен, думал Элвис, при чем тут анархия? Однажды он посмотрел значение этого слова в словаре и не нашел ничего, буквально ничего, что имело бы отношение к нему. К тому же все знали, что детки богатых родителей в Лас-Ломасе приглашали на свои закрытые вечеринки такие группы, как «T ree Souls in My Mind», и, потягивая ром с кока-колой, слушали все что хотели. В общем, одним – пироги, другим – дерьмо. Разве это справедливо? Но Элвису платили не за то, чтобы он выражал свое мнение. Поэтому он стоял, держа руки глубоко в карманах, и молчал.
Он готовился к этому весь день, забивая голову словами, песнями, фактами (модель гитары на первом альбоме Элвиса Пресли – Martin D-28; гаруспик – древний жрец, гадавший по внутренностям животных), и ни разу – ни разу! – не перебил Блондина.
Придет и его черед высказаться перед Магом, и Элвис не хотел заранее портить о себе впечатление театральными эффектами.
– Пойдем-ка прогуляемся, парень, – предложил Маг через какое-то время.
Элвис, молча кивнув, повиновался.
Блондин от такого распоряжения просто ошалел. Элвис не стал брать куртку, а сразу последовал за Магом вниз по лестнице.
– А теперь объясни, почему ты ослушался моего приказа, – потребовал Маг, как только они вышли на улицу. – Вам же было сказано: если кого-то из вас ранят, дождаться микроавтобуса.
– Гаспачо умер бы, если б мы стали ждать, сэр. Ему здорово досталось.
– Но ты не поэтому угнал машину и отвез его к врачу.
– В каком смысле?
– Я пытаюсь понять твои мотивы. Ты поступил так, потому что Гаспачо твой друг? Думал, я рассержусь, если кто-то из членов ячейки погибнет? Или решил, что моя реакция не имеет значения? Объясни.