Люся расписалась с Толиком вскоре после приезда в Кашино, красавец он тогда был. Жил с матерью в своём доме, отец его умер – утонул пьяным на рыбалке. Люся, придя в дом, навела кругом порядок, звала свекровь мамой. Вскоре забеременев, Люся доработала до декретного отпуска, и стали они со свекровью, очень отзывчивой и доброй женщиной, готовить приданое для малыша. Одно омрачало Люсино счастье – её красавец частенько выпивал, но её не обижал, на сторону не заглядывался, получку всю до копейки приносил домой, и Люся не придавала этому большого значения. Когда родилась Катюшка, все были счастливы.
После декрета Люся вышла на работу. Она проработала ещё год, когда к ней в садик прибежала соседка и сообщила, что матери плохо. Вызвали врача – оказалось инсульт. Не приходя в сознание, свекровь умерла. Она стала для Люси второй матерью и доброй наставницей, и Люся искренне горевала о ней. Коротким оказалось Люсино счастье. В их доме поселилось несчастье. Толик запил и уговорил Люсю разделить его горе. Она отпивала чуть-чуть, но постоянно. Толика, как хорошего работника, ещё долго держали на работе, а Люсе это чуть-чуть оказалось достаточным, чтобы через короткое время она уже не могла прожить без водки. Дурная наследственность взяла своё. А тут, ещё – нежелательная беременность. Что будет с её новорожденной девочкой, она не хотела думать.
Подруги проговорили до глубокой ночи. Толик и дети давно спали. Зою с сыном положили на кровать – прямо на покрывало. Она легла, не раздеваясь – рано утром автобус на Свердловск, а до остановки далеко. Оставаться ещё у Люси не было смысла – она ничем не могла помочь подруге. Забрать у неё детей – не позволит Виталька, а одна она не потянет четверых детей. Не спала всю ночь, перебирала в памяти моменты их дружбы, и снова возвращалась к жалкому состоянию её подруги. Что за судьба! Как ни пыталась она вырваться из этой безысходности, да видно от судьбы не уйдёшь.
Рано утром Зоя встала. Проснулся и Лёнька – попросил есть. Она отломила ему кусочек хлеба. Оставив сумку с подарками на видном месте, Зоя взяла сына на руки и пошла на остановку.
От переживаний, от голода и бессонной ночи, у неё кружилась голова, мучила тошнота и подкашивались ноги. Наконец-то она в автобусе. В буфете на автостанции она купила пирожков и бутылку лимонада. Они с Лёней поели. Автобус пошёл, сынишка уснул, Зоя посадила его к окну на свободное место, и собралась подремать сама. Но как только она закрыла глаза, её мозг начал вновь прокручивать события прошедших суток, и она заплакала горько и безысходно. Соседка напротив участливо спросила: «Вам плохо? У Вас что-то случилось?» Зоя от слёз не могла вымолвить ни слова, она только махнула рукой, и соседка не стала больше расспрашивать её. Свои неприятности теперь казались ей мелкими и вполне преодолимыми, Люсины – уже ничем не поправишь. И слёзы её лились, принося ей облегчение. Люсина история закончилась печально, как и следовало ожидать. Детей у неё вскоре забрали, её лишили материнства. Через год она умерла от цирроза печени. Об этом поведала Зое Люсина мать.
А в Зоиной семье всё шло кое-как. Несчастливой оказалась эта долгожданная комната. Однажды, придя от матери, Виталий увидел, что Зоя стоит у плитки, и снимает с бульона накипь. Он спросил, зачем она убирает навар. Она ответила, что навар здесь ни при чём, а накипь надо снимать, иначе в супе будут лохмотья. Виталька заспорил, что его мать никогда не убирала никакую накипь. Спор продолжался и вдруг он с силой ударил Зою по лицу. Такого в их семье никогда не было. Сколько же надо было копить ненависть, чтобы по ничтожному поводу так ударить. Она не заплакала, а сказала: «Не хочешь со мной жить – уходи, или уезжай куда хочешь, дам тебе развод по первому слову». Он опомнился и ушёл в комнату. Она почувствовала – что-то очень важное тогда сломалось в ней, и этого было уже не загладить и не исправить. Трещина, которая образовалась между ними давно, стала ещё шире. Она презирала его, и уже не хотела с ним жить. Но жила, ради детей. Однажды, придя с работы, он, молча сел за стол, налил себе тарелку супа, и начал есть. Зоя вдруг почувствовала, как ненависть поднимается в ней, затопляя её всю целиком: «Взять бы сейчас молоток и ударить его со всей силы, чтобы голова его раскололась». И в это время услышала голос сына: «Мама!» Она ушла в комнату, но руки её ещё долго дрожали: «А ведь могла бы и ударить. Что же дальше-то будет?».
