Этика Райдера - страница 16
Размышляя о возможном физическом подобии людей и представителей другой цивилизации, можно было порассуждать о сходстве атомного строительного материала и управляющих динамических законов – планетная и «психозойская» эволюции протекают в миллиарде похожих галактик одинаково.
Впрочем, отрицательные свойства человеческой натуры могли оказаться (и будем надеяться, окажутся) для Космоса исключением. Возможно, звёздные просторы населены существами, которые уже на заре своей истории были совершеннее нас. А, возможно, просто живучее и умнее».
Антон снял исписанный лист, удовлетворённо взглянул на экран. Дело пошло. Стоит только начать – и ты падаешь на элеваторную ленту, ограниченную высокими бортами, которая тащит сыпучую массу слов, вибрирует, гудит, и ты резвишься в возникшем бедламе, пытаясь придать ему подобие смысла, и ты целеустремлён, и счастлив, как ребёнок, скачущий в надувном замке.
Мимо проехал парень на уницикле, широкую спину украшала надпись: «Женщины – они иные!».
После одного выступления какого-то политика пришельцев нарекли «инами». «Место посадки находится под усиленной охраной, введён строгий карантин. С инами контактируют только команда специалистов», – выдал интервьюированный, а уточнять, оговорился он или нет, никто не стал. Позже выяснилось: оговорился, очень удачно оговорился, став отцом нового термина и человеком, у которого хотели взять интервью не только из-за его сомнительного времяпрепровождения в стенах госдумы.
Антон обернулся. На улицу. На город.
Плакаты, открытки, календари, футболки, кепки, школьные ранцы, надписи на стенах и тротуаре… Спрос родил предложение. Торговцы и граффитисты живо отреагировали на модную фишку. Люди останавливались у ларьков и витрин, заглядывались на тех, кто уже приобрёл атрибутику с новомодным словцом. Антон диву давался, как часто бросаются в глаза эти «Ины». Даже на «фирмé» – джинсах с заводской заношенностью и клёпанных кожаных куртках – красовались в большинстве своём бредовые слоганы, девизы, каламбуры, единственной целью которых было вычленить из привычных слов народное прозвище инопланетных гостей.
«У Лукоморья Пушкин приземлился» – на кепке заплаканного мальчонки, догоняющего маму.
«Блины! Неземной вкус! Новика – с сыром и креветками!» – над окошком передвижной блинной.
Новосибирцы не видели инов, но уже ждали от пришельцев даров счастья и праздника, подбрасывали их обобщённое имя, точно победителя, любили их вещами и необычными картинами, вполне способными оформить новое направление изобразительного искусства, замешенное на эйфории и неосведомлённости, – так в конце двадцатых из ностальгии и боли по утраченному миру родился стиль «коллаптик». Современные полотна, посвящённые прибытию на Землю другого разума, нагло копировали пластический язык кубизма, но до геометрических схем низводились в основном пейзажи Восточной Сибири с летающими аппаратами, разных форм и цветов, ограниченных лишь тупиками фантазии.
Затушёванные буквы граффити на перегородке остановочного навеса: «Все Екатерины – бляди!»
«Не хватает глубины?» – на пакете с логотипами известного браузера.
«Отговорка людоедов: „Человек – это скотина!“»
Он впитывал эти образы, примерялся к ним с точки зрения журналиста: собирал, проводил селекцию, акцентировал, пробовал на вкус. Он представил агента Фокса Малдера – кадром из комикса, – у открытого рта которого в облачке теснятся слова: «Ист