Пиво выдохлось, глаза слезились, в голове крутились только что увиденные фрагменты. Единственным минусом стал мочевой пузырь Сили, который взбунтовался в самой концовке, но парень стойко терпел позывы. Пропустить хоть кадр? Выкусите, черти! Ща! Даже за литруху чешского абсента! Пялясь через очки в экран и вцепившись в подлокотники, Силя раскачивался, а вместе с ним раскачивал весь ряд и возмущённые гатчане.
– Пять Дэ! – сказал Печа перепуганному пацанёнку слева. – Эффект тряски!
Лысый мужик, похожий на капитана «Звёздного пути», попытался матом утихомирить эти качели, но широкоплечий мутноглазый Силя пообещал раскачать его после фильма, если тот «не завалит своё вафлисткое хайло».
Из зала они вышли счастливые и подсчитывающие дни до премьеры следующей серии. Ах да, Силя выбежал…
После «Стрелкá» Печа взахлёб перечитал подаренный Ником цикл – все восемь книг, паря, все восемь книг!
На полу валялась раскрытая коробка от диска с возвышающейся посреди кроваво-красного поля роз башней на обложке. «Наследие Люмьер» закрыли на очередную реконструкцию после того, как в малом зале рухнула часть потолка, хорошо хоть ночью, перепугав до привычной влаги дрыхнувшего на VIP-диванчике ваську.
– Сьогодні в клюбi будуть танці! – с предвкушением сказал Печа, ввинчиваясь в ложбинку продавленного дивана, пока рекордер пробовал диск на вкус.
Силя, устраивая на шатком подлокотнике пиво, косо глянул на друга:
– «Вопли Видоплясова» слушаешь?
– От Хохла на заводе нахватался. Любимая фраза перед получкой или выходными. Что за «Вопли»?
– Группа чёткая, дельная. Была. Салоеды до кризиса вообще молодчагами ходили – «Вопли», «Океан Эльзы», в двадцатых – «Майданек X».
– Не слушаю такую шнягу.
– А зря. Декарок твой – вот где галиматья.
– Хавай кебаб! Я по этому грохоту и скрипу не закидываюсь.
– Ай, да. Речитативы слушаешь: «Работаем, как едряной насос, ломаем Жору, ебём „Альбатрос“. Застрахуй, застрахуй братуху, застрахуй, хуй, хуй, хуй, хуй…»
– Въебаться хочешь? – холодновато спросил Печа.
– В тебя что ли? – Для проформы огрызнулся Силя, но было видно, ежиться дальше не хочет. – Лады. Давай ещё погавкаемся перед таким фильмом? Сьогодні танці!
На экране появилась четырёхпалая рука стрелка Роланда, а декарок, украинское ретро и прочие свистопляски с ностальгическими битами самоуничтожились автоматически. Вселенная Стивена Кинга была благосклонна лишь к малейшей активности мира за пределами экрана: пиву и открытым ртам.
– Уже хочу увидеть Алого Короля, – шепнул Силя.
– Перемотать?
– Я тебе перемотаю!
– Направь сюда лещугана.
Траурно ползли титры. Печа кинул перемотанный скотчем пульт на ковёр.
– И нахера было это городить?
Концовка оставила скомканные впечатления. Да что там! Она убила весь цикл! Бухой сценарист довёл Роланда до последнего этажа башни и столкнул с творцом Мироздания – самим собой (тут, видимо, старенький Иствуд играл вживую). Стрелок разрядил револьвер в свою более позднюю версию и занял место за пультом. Занавес. Чтоб вы сдохли, голливудчики хреновы! Лопнули, как ваша грёбаная экономика!
– Чего, тоже вариант, – сказал Силя. Газета на его коленях была усеяна чешуёй и обсосанными косточками.
– Пиндосы!
– Вруби новости… О! Месси звонит. Что базарить?
– У меня спрашиваешь?
– Твоя хата – тебе решать.
Печа сердито сербанул пива, потянулся за солёной, хрустящей соломкой.
– Пусть берут пузырь и валят сюда. – Он подгрёб пульт ногой и стал щёлкать каналы. – Два пузыря!
