Приятель задумчиво осмотрел всю очередь. Та терпеливо ждала, не понимая, о чем говорят эти приезжие дяди.
– Вряд ли шофер. Я что-то слышал про блондинистых таджиков. Вроде и в Афгане, и в Пакистане встречаются. Мигранты, они же всегда были. Только называлось это по-другому. Типа «Великое переселение народов».
Заезжие путники честно отработали весь этот почетный ритуал, с каждым пожатием наклоняясь все ниже и ниже. Последние приветствия они проводили уже сидя на корточках. Наконец все счастливые участники этого трогательного действа разбежались, оглашая окрестности радостными воплями. А по направлению к парням уже спускался пожилой аксакал, опираясь на суковатую палку. Подойдя ближе и тоже поздоровавшись за руку, он пригласил ребят за собой.
В горах к гостям относятся с большим уважением. Для них – все лучшее. Поэтому Паша с другом сидят в лучшем жилище кишлака на полу среди подушек и цветных ковриков, рядом с небольшим возвышением, покрытым видавшей виды, но хорошо отстиранной скатертью. Напротив гостей, также на подушках, расположились четверо мужчин из числа самых уважаемых жителей кишлака.
Хозяев интересует быт Москвы. Из них мало кто хотя бы раз в жизни добирался до крупных городов, не говоря уже о столицах. Беседа течет ровно, неторопливо. Знание русского у хозяев далеко от идеального, но достаточное, чтобы задавать несложные вопросы и понимать такие же простые ответы, подкрепляемые энергичной жестикуляцией и улыбками. Наверное, не все ответы воспринимаются правильно, но за вежливым киванием распознать это почти невозможно.
На шесть человек – три пиалы, куда периодически подливается зеленый некрепко заваренный чай, а сами пиалы ходят по кругу, передаваясь из рук в руки. Время от времени в дверном проеме возникает женский силуэт в ярком платье и косынке, закрывающей голову и большую часть лица, и ставит на циновку у входа очередное угощение. В основном это местные самодельные сладости, хотя есть и печенье с конфетами фабричного изготовления. Дальше проема, где, собственно, и двери-то никогда не было, а лишь висит застиранная занавеска на бечевке, женщины не проходят. Не положено!
Минут через тридцать после начала ритуала трое из четырех мужчин поднимаются, степенно прощаются и выходят. Остается лишь один – по-видимому, хозяин дома. А места ушедших тут же занимает новая группа мужчин – таких же вежливо любопытствующих и размеренных. Пиалы никуда не уносятся и не моются. Просто слегка ополаскиваются тем же чаем. А использованная жидкость выплескивается через дверной проем на улицу. Затем чайная церемония повторяется в обновленном составе.
К пятой смене состава гости кишлака стали пропускать свои очереди чая и наотрез отказываться от сладостей. У Паши возникли небеспочвенные опасения, что если он наклонится, то из ушей потечет чай, обильно сдобренный крошками восточных сладостей. Положение спасали подушки, которыми Павел обложился со всех сторон. Они не давали сильно наклониться. Пашин друг уже давно перестал жестикулировать, отвечая в пятый раз на одни и те же вопросы, а только улыбался уголками губ – на большее не было сил. А тут и гостеприимные хозяева наконец догадались, что гости больше не в состоянии поддерживать светскую беседу, и повели их устраиваться на ночь. Тем более что на дворе уже стемнело.
Просторная комната с земляным полом, где из мебели – только коврики на полу да большой ворох старых и, похоже, не очень чистых одеял. Впрочем, света нет, а фонари с собой ребята взять забыли. Так что степень чистоты одеял определить можно будет только утром. Но выбирать не из чего. А ночи в горах нежаркие.
