Это было в царстве Чу в 3 веке до н.э. Книга 1. Наложница генерала, приносящего мир. Часть 1 - страница 7

Это ничего. Теперь у них все будет по-другому.

Будет новая жизнь.

Бай Юйшу перевела дыхание, включила подсветку у настольного микроскопа и поместила крючок под увеличительное стекло.

… филигрань периода Воюющих Царств, инкрустация золотом по бронзе… застежка (крючок) для одежды в виде стилизованной головы феникса… глубокая царапина от левого глаза до основания клюва… (она включила лазерный измеритель) глубина 2,5 мм…

Она стала рассматривать экспонаты один за другим и заполнять онлайн-формы на каждый предмет с замечаниями о его состоянии.

Было почти семь часов.

––

*[4] 王时敏 Ван Шиминь – кит. художник династии Мин (17 в.). Излюбленный мотив творчества – отшельник в маленьком домике в обрамлении массивных форм пейзажа.

Небо – метафора императорской власти.

––

В половине десятого Бай Юйшу вспомнила, что она голодная.

Она сделала несколько увеличенных снимков последнего артефакта, убрала его в специальный футляр и сунула в рюкзак.

Она развернула один тако и нашла в закладках любимую оперу.

Пятнадцать минут больше, пятнадцать минут меньше.

Поесть-то она может, разве нет?

"… Раньше я был силен,

Я мог двигать горы и править миром.

Теперь счастье изменило мне,

И конь мой не скачет.

Конь – это не беда,

Но что же мне делать с тобой, ах, Юй!.."*[5]

Бай Юйшу жевала тако с острым соусом, а по лицу ее катились слезы.

Ее не столько трогало выступление певцов в ярких костюмах, похожих на китайские термосы, сколько вся трагическая судьба героя Сян Юя, победившего тиранов Цинь – только для того, чтобы умереть и отдать Поднебесную трусливому и подлому Лиу Бану. Больше всего ей было жалко Сян Юя из-за того, что у этого могучего человека было такое нежное сердце и он так любил свою младшую жену.

"– Господин,

если вы будете прорываться сквозь войска Хань,

Я буду вам только мешать.

– Нет! Нет!

– Прощайте, господин!"

Закончен танец с мечами, и колокольчики жалобно звенят.

Бедные Сян Юй и Юй-цзи!

Историю их любви люди помнят через сто поколений.

Бай Юйшу вытерла мокрое лицо салфеткой из ланч-бокса и выключила компьютер.

Она попрощалась взглядом со своим уютным пристанищем, поставила помещение на сигнализацию и вышла на высокое крыльцо.

Как в династию Цинь, как в династию Хань, луна вставала над землей.

Ткали без устали тени воздушное полотно.

Ночь таила темные силы веками в диких горах.

– Ху-ху!

– Аааай!

На сосне ухнула сова, и Бай Юйшу подскочила от испуга.

Шорох у стены.

Она боялась обернуться, замерла, как кролик под кустом.

Она перестала дышать.

Тепло чужого тела приблизилось сзади.

(Чан ЯньЮань:) – Одиннадцатый час! У тебя голова есть?!

(Бай Юйшу, дрожащий выдох:) – Ффуу… Я убью тебя, Чан ЯньЮань! Посмотри, у меня вся голова седая!

(Чан ЯньЮань:) – Дурочка, что ж ты так кричишь?

(Бай Юйшу:) – Ты не мог войти в дом, как нормальный человек?! Обязательно пугать?!

(Чан ЯньЮань:) – Ты там ревела! Как будто я не знаю, как ты начинаешь заливаться слезами каждый раз… (поет надтреснутым голосом, как в китайской опере) "Что мне делать с тобой, Бай Цзюй, что мне делать?"

(Бай Юйшу:) – Ха-ха-ха!

Фамилия Бай Юйшу писалась 百 (бай, "сто"), но папа Бай, романтическая душа, назвал дочку "Юй" 玉 (нефрит), так что имя ее звучало как "бай юй" 白玉(белый нефрит). Чан ЯньЮань, конечно, давно переделал его в 百惧 (бай цзюй, "сто кошмаров").

(Чан ЯньЮань:) – Ты огурцы съела?

Пауза, малюсенькая такая.

– Конечно, – честно ответила Бай Юйшу.