– Леона.
Вилка так и застыла над штруделем, когда она услышала голос позади себя.
Леона нервно улыбнулась.
– Мистер Харингтон, – она учтиво привстала (скорее по привычке), но была усажена обратно взмахом руки.
Темноволосый мужчина опустил поднос на стол, садясь напротив девушки. Преподаватель литературы и истории, совмещавший две должности из-за необходимости, а не по воле своего желания, когда-то был и её учителем. От того казалось совершенно непривычным сидеть с ним за одним столом. Его лицо отличалось привычным добродушием, мягкостью и простотой. Ему было чуть больше тридцати лет, но округлые щеки, казалось, сохранили детскую припухлость на фоне вполне коренастого тела среднего роста. Впрочем, его точный возраст Уайт не знала, лишь догадывалась.
– Нас же не слышат, – он кивнул на увлеченных едой и разговорами учеников. – Можешь обращаться ко мне просто Джеймс. И, желательно, на «ты».
Его простота подкупала, вызвав у девушки кивок и неловкую попытку вновь вернуться к штруделю.
– Ты сегодня одна. Надеюсь, мисс Роббинс в порядке? – трудно сказать, было ли это волнение или обычное любопытство, но он неторопливо помешивал сахар в кружке с чаем.
– Разве вы не знаете? Мальчик из выпускного класса сломал ногу, – пальцы оглаживали основание вилки. – Пришлось везти его на школьном автобусе, который на половине пути увяз на выезде, даже не выехав на центральную дорогу.
– К своему стыду, я проспал большую часть дня, – его усмешка была немного растерянной, даже виноватой. – И чем же кончилось дело?
– Говорят, директор Леман попросила своего сына помочь. Они отвези Нейтона в центральную больницу Бейквелла, – тихо выдохнув, Лео опустила взгляд на желанный десерт. – Рентген, перелом, гипс. Вернули его обратно, теперь он будет ещё несколько дней под наблюдением Грейс, а потом, надеюсь, сможет вернуться к занятиям. С костылями.
– А как же спорт? Сможет играть?
– Думаете, он первый футболист, который сломал ногу? – от тихого смешка не удалось удержаться, хоть и выглядел он нервным. – Не меньше трех недель в гипсе, реабилитация, а потом, если он научится думать головой, вновь вернется в команду.
– Зная родителей мистера Дюка, так просто эту ситуацию не забудут.
– Вины школы тут нет, – мгновенно возразила Леона, взявшись за остывшую чашку с чаем. – Это случилось по его же глупости. Но, кажется, директор здорово отчитала воспитателей за то, что позволили ему покинуть школу в такую погоду.
– Трудно остановить юношу его возраста, если у него шило в известном месте.
– Да, – согласилась девушка.
Долгожданный штрудель оказался совершенно безвкусным и несладким, как предполагала Леона. Только сильный привкус корицы и её ощущение на зубах доставляли дискомфорт, который поспешно пропал, после пары глотков чая. Ожидание совершенно не соотносилось с реальностью, как часто бывает. И дело вовсе не в штруделе. Мистер Харингтон всегда казавшийся уверенным и спокойным педагогом, в неформальном общении оказался совершенно другим человеком. В глазах, которые он так часто опускал, скрывалась неуловимая тайна его прошлой жизни, из-за чего он стал таким, как сейчас. Насколько знала сама Уайт, Джеймс не покидал школу даже на летние каникулы, обосновавшись тут в последние десять лет.
Обычно школа полна слухов о каждом, либо преподаватели невольно рассказывают о своей жизни, но Харингтон оставался в этом книгой, запечатанной на десятки замков. Может, его прошлое таит страшную тайну? Или он просто слишком скромен?
