Мы с ней уже выходим из кабинета, как её окликает Ямпольский:
– Сонь, ты что, тоже идешь в эту хрючевальню? Делать тебе нечего.
Сонька теряется. Смотрит то на него, то на меня почти в панике. А Ямпольский продолжает:
– Не ходи, Сонь. Лучше присядь со мной. Расскажешь что-нибудь… Хочешь шоколадку? У меня сникерс есть. Любишь сникерс?
Она, бедная, стоит в полуобмороке. С открытым ртом и ошарашенным взглядом. Я тяну ее за руку и, можно сказать, силой вывожу в коридор.
– Лен, ты слышала? У меня же не глюки? Антон меня позвал посидеть с ним… Боже, у меня сейчас сердце разорвется!
Пока мы идем в столовую, она без умолку говорит про Ямпольского. Да и потом тоже – к еде она даже не прикасается.
– Антон постригся… ему так очень хорошо… У него красивые уши и шея. Правда?
– Не обращала внимания, – пожимаю я плечами. А сама думаю: какой же мерзавец этот Горр. Не успела Сонька прийти, как за нее сразу же взялись. И нашел ведь, куда бить – подослал Ямпольского. И плевать ему, что она его действительно любит, и всё это потом разобьет ей сердце. Сам бесчувственный и чужие чувства для него ничего не значат.
– Слушай, Лен, а как ты думаешь, – Сонька загадочно улыбается и розовеет. – А почему Антон сегодня со мной так? Ну, здоровается, общается… даже вон угостить шоколадкой хотел … Зря ты, кстати, меня увела… Как думаешь, может, я ему нравлюсь? Он сегодня так на меня смотрел… А каким голосом со мной говорил, да? Я ни разу не слышала, чтобы он еще с кем-то был так нежен и ласков. Он даже с Лариной и Михайловской никогда так не говорил. Боже, как мне взять себя в руки? Я ведь толком даже ответить ему не могу. Как дура… Смотри, – она вытягивает перед собой ладони. – Трясутся аж…
Я ничего такого в ее руках не вижу, но понимаю ее состояние. И как же мне хочется сказать правду, но очень страшно ломать ей крылья. Она сейчас так счастлива, прямо порхает вся и светится, моя бедная.
– Сонь, а тебя не смущает, что раньше Ямпольский с тобой даже не здоровался? – осторожно спрашиваю я.
На секунду радостная улыбка чуть тускнеет, но тотчас вспыхивает вновь:
– А я знаешь что думаю? Он раньше просто не осознавал, что я ему нравлюсь. А тут меня долго не было… Такое часто бывает.
Я вздохнула. Вот как ей сказать, чтобы не ранить? Роль палача мне точно не по силам.
– Я бы не была на его счет так уверена.
– Почему? Ты думаешь, я не могу ему понравиться? – с обидой спрашивает Соня.
– Нет, Сонь, я думаю, ты кому угодно можешь понравиться, – как можно мягче говорю я. – Просто я боюсь за тебя. И уж прости, не верю Ямпольскому. Ты его любишь, поэтому не замечаешь, какой он… какой он неискренний.
– Не говори так про него. Тебе-то откуда знать, какой он?
– Просто вижу.
– Угу, конечно.
– Сонь, ну правда. Ямпольский просто хочет нас поссорить.
– Зачем ему это?
– Это всё Горр. Понимаешь, он решил доказать мне, что вы с Петькой… в общем, что вы мне не друзья, а так…
У нее вырывается резкий смешок.
– Что? Лен, да ты себя слышишь? Что за бред? Ты уж прости, конечно, но Горру до тебя нет никакого дела. Мы для него букашки-таракашки. Пустое место. И чтоб Горр тебе что-то там стал доказывать? Ну, не смеши, а? Это какая-то теория заговора.
– Если бы!
Но Соня ничего не желает слушать. И из столовой мы уже идем молча. А на следующей перемене Ямпольский подходит к нашей парте и, упираясь одной рукой в столешницу, второй – в спинку Сониного стула, склоняется. Практически нависает над ней.
