Это случилось в Черёмушках – на Енисее - страница 3

Согласно толковому словарю Ожегова ёрничать – озорничать, паясничать, беспутничать, развратничать. Согласно Википедии ёрничание – сарказм, ирония, язвительная насмешка. Вслед за Довлатовым стиль весёлого рассказа о грустном стал нормой. Более полувека Саяно-Шушенская ГЭС сопровождала жизнь Захара Горина. Вернее Горин в числе многих сопровождал проектирование, строительство и эксплуатацию Саяно-Шушенской ГЭС. Даже написал пару-другую книг ненаучного характера. Про плотину. Так, публицистика, без ёрничества, «на полном серьёзе».

Так повернулась жизнь, что в писатели Горина принимал именно Валерий Попов. Было это в 1992 году. В 1991 году, 10 декабря, в один день, исчезла страна, в которой Горин прожил 54 года и погибла жена, с которой Горин прожил 27 лет. От такого поворота событий Горин перестал быть честным производственником: перестал ходить ежедневно на работу. Однако производства не оголил, стал работать «на удалённом доступе», не выходя из дома. Плакать в жилетку было некому: все родичи свалили кто в Израиль, кто в Германию, кто в Штаты. Остался Захар Ильич в ставшей чужой стране один с престарелой матерью, которая уже не вставала с постели. В Бога он не верил. Для релаксации начал кое-чего писать.

В порядке самоутешения решил записаться в писатели. Документы и справки, требующиеся для приема в писатели, Горин отвёз на Моховую, в помещение редакции журнала «Звезда» писателю Попову. В тот день в редакции кому-то вручали премию Набокова. Перед поездкой для общего образования Захар Ильич прочитал две книги Попова: «Жизнь удалась» и «Любовь тигра». Не понравилась. Ерничает чрезмерно. Спустя годы, прочитав, «Третье дыхание» и «Довлатов», Горин поменял мнение о писателе Попове с отрицательного на положительное. Горин опоздал к назначенному часу, премия была вручена, шла большая поздравительная пьянка. Писатель Попов налил будущему писателю Горину стакан водки. Эта была первая и предпоследняя встреча Захара Ильича с писателем Поповым, ибо Горин писательских собраний не посещал. Бережно положил красненькую книжечку члена Союза в шкаф и этим удовлетворил своё честолюбие.

Не только бригадир Валера понравился писателю:

«Я жил в поселке, в гостинице квартирного типа, километрах в десяти (а точнее в четырёх З.Г) от плотины в одном номере с двумя пусконаладчиками из Ленинграда. Один из них был тощий, другой – толстый. В общем – толком я их не разглядел. Они являлись, когда я уже спал, зажигали в кухне свет, хрипло спорили, что-то чертили на клочках… Только эти клочки оставались от них и ещё стада окурков – ими, как опятами, была утыкана кухня.

Потом они ненадолго засыпали, надсадно кашляя, и почти сразу, как мне казалось, вскакивали.

– О! В темпе давай! Матаня идёт! Спички взял? Беломор? Пошли!

Матаня, дико завывая, заполняла ярким светом прожектора нашу комнату, через минуту с воем уносилась – и больше не появлялась. Ни разу я не сумел прервать блаженного оцепенения полусна, подняться хотя бы на локте и посмотреть: что это за «матаня»? Электричка? Дрезина? Катер? Так это и осталось для меня загадкой.

Там, где раньше волки с-ли, мы проложим магистрали (шутка советских времён). Разгадка тайны «матани» проста. До начала строительства ближайший населенный пункт был в 25 километрах от плотины. За населённым пунктом по имени Майна – глухая тайга, бегали волки. Для снабжения стройки к створу плотины протянули одноколейку. По ней возили не только стройматериалы, но и рабочих. Строго по расписанию электровоз с несколькими вагонами мотался от поселков Майна и Черемушки до стройки, привозя и отвозя строителей. По сей день по оставшейся со времен строительства одноколейке каждые полчаса ходят туда и обратно уже не электровозы, а трамваи, изготовленные в Ленинграде специально для Саяно-Шушенской ГЭС. С дверями на обе стороны – одноколейка. Бензин нынче дорог, а электричество своё.