Читать онлайн Александр Надысев - Жемчужины Москвы

Августовское утро 1552 года выдалось на редкость тёплым и кротким, под стать печальному событию.

– Хороним Василия Блаженного, – говорили в толпе народа, столпившейся у Никольских ворот Кремля. – Отмучился на белом свете божий человек!

Но вот раскатисто ударил большой колокол Ивана Великого, потом ещё раз, ещё …

Кованые ворота Никольской башни открылись, и похоронная процессия медленно двинулась по Троицкой площади1 к церкви Святой Троицы, что «на Рву».

Впереди процессии с крестами шли монахи в чёрных одеждах и несли гроб, украшенный еловыми ветвями. За гробом, окружённый рындами скорбно шёл царь Иван Васильевич с боярами. За ними пестрела толпа народа, пожелавшая проститься с покойным Василием Блаженным. Многие уже плакали и, причитая, крестились:

– Успокоился юродивый Василий, наш правдолюб! Царство ему небесное!

Царь шёл за гробом Василия Блаженного и скорбел. Его одежда не сильно отличалась от боярской, разве что была с более богатой отделкой. На нём ладно сидел царский платн2, низ которого и рукава, обшитые декоративной полосой, переливались золотым блеском. Сверху на нём была надета роскошная барма3, украшенная жемчугом. Свою шапку конусообразной формы с меховым околышем он смял и держал в руках. Шедшие за ним бояре были в доломанах4, а кто в летних кунтушах5 из многоцветного византийского шёлка с серебряным шитьём и соболиной опушкой. Народ разглядывал бояр, дивясь их дорогими одеяниями, и переговаривался.

В это время у Сретенских ворот Китай-города остановились возы со строительным камнем, и какой-то чужеземец в чёрной одежде и в кожаной барме соскочил с переднего воза и спросил возницу:

– Что встали?

– Барма, кажись Василия Блаженного хоронят – по-царски! Народа на площади видимо невидимо, так что в Кремль нам не проехать.

– Жди, – велел Барма, – а я с робятами гляну, как у вас хоронят, и вспомнил: «Ведь Василий Блаженный уговорил царя вызволить меня из темницы, а так бы пропал …», – и он с камнетёсами влился в толпу. Барма никогда не бывал на таких торжественных похоронах и с любопытством вглядывался через толпу:

– Эх, глянуть бы на Блаженного, а где же царь? Как бы его увидеть?

– Вон он с боярами идёт за гробом, – услышал он.

И Барма с робятами, усердно работая локтями, быстро добрались до похоронной процессии, и наконец, они увидели царя. Теперь Барма шёл за царскими боярами и, слушая говор толпы, пересуды со всех сторон, удивлялся такому множеству народа.

Один высокий жилистый мужик продирался в передние ряды толпы и, отбиваясь от напиравших на него людей, вдруг, заговорил:

– Как же, юродивый Василий из наших мест. Он родился на Троицу в 1468 году прямо на парапете Богоявленской церкви6 нашего села Елохова.

– Да, Тихон, я слыхал, как Василий уже сызмальства неистово молился, а его родитель приметил в нём Божью Благодать, – подхватил разговор его дружка Храп.

– Ну да, – подтвердил Тихон, – когда его отдали в работники к сапожнику, то случилось нежданное.

– Что есть нежданное? – поинтересовался Барма.

«Это ещё что за чужеземец? – подумал Тихон, посмотрев на Барму, – фрязин и есть фрязин, но он не стал обижать его и ответил:

– Что, что купца замертвил!

– Как так? – опять не понял Барма.

– Тогда слухай. Купец на торгу заказал сапожнику для себя две пары сапог, а его подручный Василий заулыбался:

– Зачем ему столько сапог, ежели завтра помрёт?

И ведь его предсказание сбылось, на утро купец-то помер! Сапожник сразу выгнал правдолюбца-Василия с глаз долой и тот подался в Москву, избрав путь служения Богу.

– Я тоже слыхал про Блаженного. Его прозвал народ Василием Нагим, – вмешался в разговор коренастый мужик, утираясь на ходу рукавом, – потому что он ходил полуголым в лохмотьях зимой и летом, жил, где придётся и всё время проводил в молитвах, а когда косноязычил, то выявлял пороки наши грешные! Его колотили нещадно, а он терпел …и молился.

– Да, – заметил Тихон, – он был живым укором несправедливым людям, которые боялись его взгляда и даже царь боялся: «А вдруг, что-нибудь напророчит!» Говорили, царь проникся к нему уважением и чтил за святость и правдивость, называя его «провидцем мыслей и сердец человеческих». Молодой царь побаивался Блаженного, хотя и часто советовался с ним.

– Да, каков был наш Блаженный!

Печальное шествие остановилось у крыльца деревянной церкви Святой Троицы, стоящей в центре нескольких походных церквей, срубленных царём в память о победах над казанцами. Гроб с усопшим Василием Блаженным внесли в церковь, и митрополит Макарий провёл службу. После трогательных целований царь и бояре на руках понесли гроб на кладбище, что у церкви Троицы «на Рву». Наконец, засыпав землёй могилу, на холмике установили дубовый крест и украсили еловыми ветвями. Зазвучали поминальные речи, но царь стоял отрешённый и молчал. Он напряжённо думал: «Как же тленен человек. А ведь я помню, как Блаженный Василий просил подаяние на каменный храм и, бросая монеты через правое плечо, приговаривал: «Для царя на храм Божий!» И ведь никто не посягнул на эти деньги.

Царь очнулся, вздрогнул и, грозно взглянув на бояр, прокричал:

– Бояре, здесь на взлобье Троицкой площади будем строить каменный собор, какой свет не видывал. Собирайте деньги!

По древней традиции русские государи в честь своих побед ставили церкви. Вот и царь Иван Васильевич созвал бояр и повелел деревянные походные церкви на взлобьи Троицкой площади увековечить, обложив их кирпичом и объединить сии церкви высоким подклетом7. Он даже углём нарисовал очертание многоглавого собора и, показав его боярам, вызвал изумление и шепот:

– Где же это видано! Царь уподобился искусникам8.

А царь не шутил, он велел созвать каменщиков со всей Руси, и поручил строительство нового собора зодчему Постнику Яковлеву по прозвищу Барма. Бояре, втайне проклиная царя, только качали головами:

– Пошто тратиться? Что деревянные церква, недавно срубленные, разве не украшают Москву?

– Али вы забыли про пожар 1547 года, когда посады и почти все кремлёвские строения выгорели? – закричал царь.

– Что ты государь, – загудели испуганные бояре. – Мы так по незнанию!

– Так я не забыл, потому буду строить каменный собор «на Рву», – ударил посохом царь и указал боярам на дверь, оставив только боярина Адашева.

– Когда покажешь собор «на Рву», – сразу спросил царь, – Молчишь? Тогда велю завтра после обедни.

С царём шутки плохи и боярин Адашев, который был обременён новым строительством, с зодчим Постником Яковлевым ожидали царя в Прихожей Кремлёвского дворца. На столике они установили разноцветную модель многоглавого собора. Постник смотрел на модель, вырезанную из дерева его помощником Бармой, и думал о нём:

«Кличат фрязина Бармой, как меня. Никак не отучу. И всё же хорош фрязин Барма, ведь успел к царской обедне изготовить модель. Как же тонко он вырезал все детали собора. Конечно, всё по моим рисункам, но есть в них что-то новое – проскальзывает итальянское. Вовремя его царь вызволил из темницы и определил ко мне, а так бы сгнил там. А посадили его за решётку, чтоб не разглашал дворцовые тайны, после побега из Москвы в 1539 году его учителя Пьетро Аннибале (Петрока Малого) …».

Но мысли зодчего прервались стремительным появлением царя, который увидев модель собора, оживился и воскликнул:

– Красен храм и многоглавен! Ну, рассказывай.

– Государь, как ты велел, я поставил восемь храмов на месте походных церквей, а в центре поместил самый высокий шатровый храм, на месте Троицкой церкви.

– Помню, в этой церкви молился Василий Блаженный, – заметил царь и перекрестился. – Ну, ну, продолжай.

– Колкий был сей юродивый, – пробормотал Адашев.

Но царь не расслышал:

– Ну, ну продолжай!

– Девять храмов я объединил переходами и получил единый многоглавый собор. Точь-в-точь по твоему рисунку, государь, – и он показал на лоскуте бумаги рукой царя, изображённый углём набросок собора.

Царь усмехнулся:

– Не льсти Постник, ты не умеешь. А собор одобряю!

1556 год. Чудесное утро. Молодой царь Иван Васильевич, удобно разместившись на своём резном троне, любовался видами Москвы с кремлёвской стены и особенно он вглядывался на бурное строительство собора «на Рве». Он наслаждался огромной стройкой, а думный дьяк стоял рядом и записывал поручения царя. Это место с троном на кремлёвской стене, перекрытое высоким шёлковым шатром, в народе называли царским местом, где позже была построена царская башня Кремля. Планировка собора уже чётко прочитывалась сверху, с кремлёвской стены, так как были готовы стены огромного подклета, который был задуман, как подиум для церквей.

– Зодчие стараются, – порадовался царь.

Летописец так записал: «… дарова ему (Ивану) Бог дву мастеров русских по реклу Постника и Барму и были премудры и удобни таковому чудному делу».

– Раз, два … девять церквей в честь моих побед над Казанью, – восторженно считал царь.

Как вдруг, прибыл боярин Адашев и застыл в ожидании.

– Что стряслось? – недовольно спросил царь.

– Государь, в Казани рухнула прясло9. И у меня сомнения, хороши-ли зодчие там?

– Говоришь, рухнула? А ведь обещали закончить северные прясла к осени. Что умыслил ты?

– Вели снять с собора, что «на Рву», каменщиков с зодчими Постником и Ширяем и направить в Казань – исправлять. А достраивать здесь будет фрязин малой Барма, он зело искусен, ведь он же построил церковь Усекновения головы Святого Иоанна Предтечи в Коломенском.

– Постник Яковлев ведь зовётся Бармой? Что и фрязина прозвали Бармой? – удивился царь

– Да государь, оба носят бармы, только Фрязина называют Малой Барма.

– Согласен, – сказал царь, – пиши указ и немедля посылай зодчих в Казань, а я ещё полюбуюсь новым собором, и назовём его Троицким!

Достроив центральный храм Троицкого собора, что «на Рву», зодчий Малой Барма был отправлен в Коломенское ремонтировать царский дворец, построенный ещё при отце Ивана Васильевича. А 12 июля 1561 года митрополит Макарий освятил Троицкий собор – это чудо русского зодчества. А как был рад царь, ведь его замысел многоглавого собора-памятника, наконец-то свершился.

– Ну, Постник Барма, воздвиг-таки чудо!

Москва как всегда полна слухами:

– Постника Барму, говорят, царь ослепил, чтоб не смог повторить этот собор.

– Да, ладно, это иностранцы клевещут на царя, а зодчий Постник сейчас отстраивает казанский Кремль, твердыню Руси.

Летописец так же пишет: «В 1556 году царь велел псковским мастерам Постнику Яковлеву и Ивану Ширяй со товарищами 200 человек «ломцов и стенщиков» ехать в Казань «к весне камень ломати и в Казани новый град камен делати». Они прибыли в Казань и построили кроме Кремля много церквей, в том числе величественный Благовещенский собор».

А Троицкий собор «на Рву» действительно хорош! Он символизировал град обетованный Небесный Иерусалим, как и мечтал митрополит Макарий. Центральный храм с шатровым завершением и высотой 62 метра был в то время самым высоким строением Москвы. Он объединял восемь храмов в единый ансамбль в честь святых, и дней, которые пришлись на решающие бои за покорение Казани.

После смерти царя Ивана Васильевича трон занял его сын Фёдор, кроткий, очень набожный царь. В памятный день 2 августа 1588 года на боярском совете обсуждали государственные дела и когда коснулись Покровского собора, бывшего Троицкого, то царь попросил патриарха Иову огласить указ: