– Вкуснотища! – восхищённо протянул Альманах. Непривычная тяжесть в желудке наполнила его невероятным блаженством. – С ума сойти, как вкусно!
– Угу-у-ум-м-м.
Говорить Этта не могла, потому что рот у неё был забит.
– А завтра ужин приготовишь?
– Если ты потом всё помоешь.
– Замётано! – Такая договорённость Альманаха очень устраивала. – А торт печь ты, случайно, не умеешь?
– Ещё как умею!
Альманах прикрыл глаза от восторга. В сиротском приюте торты были редким лакомством, насладиться которым доводилось лишь раз в году на общем дне рождения.
– Кажется, я мог бы к такому привыкнуть.
– Я и сама о том же подумала. Никто меня не критикует, никто не указывает.
– Жаркий огонь, собственная постель, да если ещё и торт! – Альманах вздохнул. – Кого волнует какая-то старая тайна-другая?
– В каждом доме имеется своя тайна, каждая семья – лабиринт, – вставил Уго. – Так говорил мой дедушка.
– Ручаюсь, тут твой дедушка никогда не бывал. – Этта дочиста вылизала ложку. – Кстати, ты так и не рассказал нам, как открыть ворота. Не думай, что я забыла.
– А почему вы хотите, чтобы я вам рассказал?
– Потому что хотим прочитать надпись спереди на воротах и выяснить, как это место называется.
– А почему это так важно-то?
Из-за этой уклончивости охватившее Альманаха довольство жизнью начало слегка улетучиваться. Да расскажет Уго им хоть что-нибудь или нет?
– Потому что нам надо знать!
Этта предостерегающе положила руку ему на локоть.
– Кажется, я начинаю понимать. Уго, тебе о чём-то не разрешено нам рассказывать?
– Будь оно так, подозреваю, я не мог бы ответить на этот вопрос, – последовал немедленный ответ.
– Ага. – Она кивнула, принимая его слова за подтверждение своей теории, а не за очередную увёртку. И, встретившись глазами с Альманахом, многозначительно прибавила: – Скорее всего, какие-то чары, верно?
Тот кивнул, уловив идею и смекнув, к чему она клонит. Этта считает, что на всех в поместье наложены чары, из-за которых их никто не видит. Но, может, на самом деле заклинание куда более могущественно. Может, Уго и все остальные не в состоянии даже говорить о чарах – и о чём-либо с ними связанном!
Но какое отношение чары имеют к надписи на воротах?
Спросить напрямую нельзя, потому что Уго не сможет ответить. Придётся находить путь в обход, наугад, выясняя, что позволено, а что запрещено. И в конечном итоге попытаться выяснить, кто эти чары наложил, для чего они служат и как самим избежать участи всех остальных и не подпасть под действие заклятия.
Альманах любил правила, но это не значило, что он боялся их нарушать. Пускай правила, по которым работают чары, на первый взгляд казались однозначно чёрно-белыми, но вдруг вокруг остались какие-то серые области, в которых можно обсуждать то, что с этими чарами связано. Совсем как в тот раз, когда попечительница запретила мальчикам играть в помещении мячом, так что Джош стал играть апельсином. Он вроде и послушался, а вроде в то же время и не послушался.
Смысла спрашивать Уго о библиотеке просто так напрямик не было: благодаря чарам ответа не дождёшься.
Однако доктор Митили очень кстати обеспечила им дополнительную зацепку.
– Граммофон, – щёлкнул пальцами Альманах. – Уго, ты знаешь, где он?
– Ну разумеется! За третьей панелью справа на веранде. Панель открывается, если на неё нажать.
Этта схватила подсвечник и в мгновение ока вылетела из кухни. Альманах ринулся за ней. Тени плясали вокруг. Прибежав к северному крылу, где находилась застеклённая веранда, они начали отсчитывать панели.
