— Отлично, — кивает Иван Федорович, пришла в свой просторный кабинет. А там и шкаф, и санузел отдельно, и длинный прямоугольный стол для совещаний. Даже портрет президента на стене с флажком рядом с грамотами. Окна пластиковые скрыты за занавесками, чуть шевелящимися от порывов ветра сквозь приоткрытое пространство. Переглянулись, замечаю, как немного побледнел Кришевский. Резко похорошело — ни мне одной тут паршивенько.
— Присаживайтесь, в ногах правды нет, — усмехается мужчина, заметив нашу заминку, сам падая в большое директорское кресло, утопая в нем. И только сейчас замечаю, сколь сильно сын не похож на отца. В отличие от Яна глаза у него обычные карие, разве что темные волосы серебрятся, кое-где проскальзывая прядями родного каштанового оттенка. Может челюсть эта, да скулы похожи. Но в целом — ничего общего. У нашего ректора черты лица грубее в разы, видимо Яша в мамку.
Вспомнила, как сына назвал, невольно давя смешок.
— Не понимаю, нафига сюда притащились, у нас занятия вообще-то, — недовольно нарушил тишину Ян, падая на стул рядом со мной. — Впереди химия, а эта и без того бестолочь, — небрежно в мою сторону рукой машет. От возмущения подпрыгиваю на месте, забыв о страхах. Это кто тут бестолочь, вообще? Да я ЕГЭ по химии на 88 баллов сдала без шпор! Да, не блещу знаниями в ней, но базу прекрасно знала!
«И также прекрасно забыла напрочь», — ехидно вторит мне мозг. Умолкни Серенький, тебя никто не спрашивал.
— Чего бестолочь-то, сам там не появляешься, не знаешь даже, — огрызаюсь невольно, проседая на месте. Голову повернул, зыркая глазищами своими желтыми.
— Мне и знать не нужно. В отличие от тебя всю сессию экстерном сдал, — ехидно бросил, но вот лапу свою с моего запястья не убрал. Сжал покрепче, словно намекая: дернешься — убью.
— Мне нравится, — разулыбался Иван Федорович, заставляя меня засомневаться в его адекватности. Даже в ладоши хлопнул. — Вы такая милая пара, Яша.
Наверное, на наших лицах одновременно отразилось такое недоумение, смешанное с отвращением, что ректор притих. Осторожно постучалась Варенька, заглядывая в кабинет. Дождавшись кивка, внесла поднос с тремя чашками. Поставила на стол, не переминув пододвинуть вазочку с конфетками к Кришевскому-младшему, проворковав:
— Вот, Ян, твои любимые с печеньем и орехами.
Очередной взгляд наивной дурочки Наташи Ростовой, затем улыбка ректору и походкой от бедра из кабинета под мой ошарашенный взор.
— Чеее? — выдыхаю, поворачиваясь, а этот господин рогатый уже вторую конфету разворачивает, заставляя челюсть упасть на пол.
— Яшка у меня сладкоежка, — хмыкает Иван Федорович на мое недоумение. — Не знала?
— Да я вообще много чего не знала. На первых порах оно вообще незаметно, — шиплю, пытаясь дотянуться до злосчастной вазочки. Ага, как же. Демонище рогатое на край отодвинул, фыркая:
— Ты и так толстая, тебе нельзя.
Это ты кого жирухой назвал, Яша Люциферович?
— Сын, — строгий взор из-под бровей, правда все портит улыбка. — Что за манеры. Весь в мать, — вздыхает тяжело, потирая висок, и на меня с извинением смотрит. — Представляешь как с ними двумя тяжело? Гости — плохо, праздники — это гости, а гости это плохо. Всем недовольны, даже солнышком на небе.
— Вот в кого такой арбуз кислющий сорта Яшка, — хмыкаю, слыша рядом рычание. Помирать, так с музыкой. Тем более ничего он мне в кабинете отца не сделает, да и вне тоже.
