— Да… наверное. Он говорит, что не может жить, не может дышать без меня. И я вижу в его глазах, что он не врёт, что сам в это верит. — Она посмотрела на Машу, но та, кажется, не знала, что ей ответить на это, поэтому Вика продолжила. — Я боюсь того, что он может сделать ради этой любви. Если будет считать это адекватной ценой. Для него адекватной, а ты понимаешь, что тут мало что для него имеет настоящую ценность.
— Я даже…
— Но больше всего я боюсь, что эта любовь, что это чувство… плод его… — Вика не знала, как объяснить свои ощущения, которые порой заставляли её просыпаться среди ночи и долго глядеть в серый потолок.
— Ты думаешь, что она может быть ненастоящей? Плодом его глубокой психологической травмы? — снова догадалась Маша.
— Моё появление в его жизни идеально ложится в эту теорию, чем больше я усугубляю его состояние, тем сильней становится его любовь ко мне. С того самого первого раза, когда я подбежала к нему лежащему на дороге, а потом и после каждого нового происшествия, драки, пожара, ограбления… он смотрит на меня иначе. Будто находит ещё что-то новое, что можно полюбить.
— Ты что, боишься, что вылечившись от последствий изначальной травмы, он вылечится и от любви к тебе? — в совершенном шоке переспросила Маша. — Боже мой, Вика!
— Ты же не можешь точно утверждать, что этого не произойдёт?
— Я? Конечно, не могу! Но как ты вообще пришла к такому умозаключению?!
— Я пришла тем, что я совершенно не могу понять, за что он меня так любит, не вижу ни одной причины. Совсем! Их нет! Не таким безумным и необоснованным чувством вообще без оглядки на любые обстоятельства!
— Как нет причин?
— Вот так! Вдруг его любовь… она, как воображаемый друг при шизофрении?
— Ты мне просто взорвала мозг, Вика! — возмутилась Маша. — разве ты сама его не любишь?
— Я не знаю. Люблю. Люблю! Но…
— Что «но», недостаточно сильно, чтобы сравниться с ним?
— Наверное.
— Господи, — Маша на мгновение закрыла лицо ладонями, пробормотала оттуда, — всё ещё хуже, чем я думала. Моей квалификации явно не хватит. — Потом опустила ладони и грозно глянула на Вику, — выбрось из головы эту ерунду! Ты что? Забудь! Как ты вообще можешь о таком думать, любовь — это не психическое заболевание!
— Но вызывают же эти заболевания другие невероятно сильные чувства, страх, например. Необоснованный, неконтролируемый никакими средствами. Ненависть. Почему так же не может вызываться любовь?
— Так, всё! Мы с тобой заходим в тупик, и ты меня пугаешь! — Маша подцепила её под локоть, — пойдём просто пройдёмся, погуляем и проветрим мысли, ерунда уже какая-то в голову лезет. Уж лучше бы мы задницу Разумова обсуждали, она и то приятней, чем вот это вот всё!
Вика выдохнула и немного пришла в себя на ходу, кажется, она и вправду улетела немного не в ту область, которую стоило обсуждать с Машей. И вообще, с кем-либо ещё. Эти непонятные страхи пусть продолжат мучить её молча, без афиширования тем, кто может от них расстроиться.
— Ты же не думаешь так всерьёз? — не унималась Маша. — Что он не по-настоящему любит тебя?
Это звучало так, будто она узнала, что герои её любимого романа вдруг оказались самозванцами и все время притворялись. Вика пожалела, что решила ей рассказать, но просто так увильнуть уже не было возможности.
— Нет. Не совсем так. Я не сомневаюсь в нём, я сомневаюсь…
— В себе, да? — поймала мысль Маша до того, как она успела её договорить. — Напомни мне придушить Рената за то, что он сделал с твоей психикой и заставил верить, что ты не достойна настоящей любви.
