Этот прекрасный принц – такой дурак! - страница 16
Готово дело, весь вечер сдерживаемый смех одолевает меня, и я вынуждена лезть в сумку, чтобы спрятаться под столом.
На этот раз я возвращаюсь домой в отличном настроении.
Я обожаю театр.
– Это Амбра. Ни за что не догадаешься, с кем я уезжаю на уик-энд… С Гийомом! Из отдела маркетинга, тот, с кем я…
– Я прекрасно помню, тот, что запал на Леа.
– Спасибо за напоминание. Ладно, думаю, у него это прошло, потому что, когда я встретила его вчера в лифте, он пригласил меня выпить кофе. Слово за слово, и мы провели вместе весь вечер. И знаешь что? Он поцеловал меня, прощаясь!
– И?
– Потрясно, правда? Но это еще не все: он едет в пятницу в Брюссель, ему надо быть на каком-то концерте, и он предложил мне приехать к нему и провести уик-энд в Амстердаме.
– Вот как! Быстро дела делаются!
– Ты тоже заметила? Но я боюсь упустить его, если заставлю ждать.
– Если любит – подождет.
– Ой, слушай, так говорили в лицее, но теперь все иначе: мы взрослые. Доставляем друг другу удовольствие, не задаваясь вопросами.
– Это и есть определение взрослости? Не забудь предупредить, если решишь составить словарь.
– Не говори о словарях, сразу вспоминается тридцать девятая страница. И не занудствуй, я просто хочу доставить себе маленькую радость.
– Валяй, доставь себе маленькую радость, моя красавица.
– Я позвонила Леа спросить, как называется отель, который ей понравился, а она мне: «Я забыла, спроси у Арианы, она – моя ходячая память».
– Ну Леа дает, я там никогда не была! Но, кажется, «Голубой тюльпан» или что-то в этом роде.
– Точно! Ладно, сейчас позвоню туда, пока.
В субботу утром сияющая Амбра садится в скоростной поезд до Амстердама.
Гийом встречает ее на вокзале, и весь день они бродят по городу, спокойно прогуливаются вдоль каналов, по рынкам и кафешкам, по магазинчикам и галереям.
В субботу вечером они добираются до отеля и поднимаются в свой номер на последнем этаже. Амбра подходит к окну, и ей открывается великолепный вид. Она машет Гийому, призывая подойти к ней.
– Посмотри, как красиво, – шепчет она.
– Отсоси у меня, – отвечает Гийом.
– Угадай, кто вернулся?
– Мама?!
– Как хорошо дома!
– Что же ты не предупредила меня, я бы тебя встретила. Педро с тобой?
– Нет, он остался там, все кончено. Я слишком стара для ангажированных поэтов, в следующий раз найду кого-нибудь посолиднее. Приходи ко мне скорей, я тебе столько всего должна рассказать.
«В следующий раз». Ни тени сомнений. Но хуже всего, что она права.
Моей матери пятьдесят пять лет, дважды была замужем и с тех пор не оставалась одна больше нескольких месяцев. В ее личной жизни нет места страданиям, или же она хорошо умеет их скрывать. Мать родилась и выросла в Нью-Йорке, поэтому у нее легкий акцент, который все находят очаровательным. От своего привилегированного детства дочери высокопоставленного чиновника она сохранила вкус к роскоши и апломб, которого я побаиваюсь с рождения.
Идя по направлению к ее дому, я задаюсь вопросом, почему все всегда так просто для матери и сложно для меня.
Я часто критиковала ее, но думаю, что мне, возможно, есть чему поучиться.
Начиная с этой немыслимой непринужденности, отличающей каждое материнское движение.
Можно ли этому научиться? Нет, это врожденное. Это или дано, или не дано. А мне не дано, понятное дело.
Как и способности носить белое, не посадив ни пятнышка. Мне это никогда не удавалось.
Если позволяет погода, моя мать носит только белое. Она может позволить себе даже такую роскошь, как двенадцатичасовой перелет в белом льне, и по прибытии ее одежда не только девственно чиста, но и едва помята, ровно настолько, чтобы иметь непринужденный вид.