Мы идем смотреть пьесу подруги детства Сильвии. Спектакли друзей – дело иной раз щекотливое. Если вам не нравится, надо не только страдать молча, но и благодарить, уходя.
Чтобы избежать неловкости, я забронировала билеты, не сказав об этом Сильвии: если пьеса окажется фигней, я позвоню ей завтра, так у меня будет время сообразить, что сказать позитивного.
Жюльен одобряет идею пройти незамеченными и полдороги уговаривает меня переодеться билетершей.
Театр расположен в тупичке, которого нет на плане, вернее, есть, но точно в месте сгиба страницы. Добрых три четверти часа спустя мы видим наконец скромную неоновую вывеску: «Театр светлого завтра», и, доставая билеты, я вдруг слышу радостный возглас.
– Ариана, ты? Вот так сюрприз!
Я оборачиваюсь и оказываюсь нос к носу с сестрой Сильвии, которую не видела несколько лет. А за ней – вся семья. Мы обнимаемся, радуемся счастливому случаю и, естественно, идем в зал вместе.
– Нечего сказать, выход инкогнито удался, – бормочет Жюльен.
Зал полон. Надо сказать, в нем всего два десятка мест, и, по-моему, сцена больше партера.
Уклониться невозможно, мы с Жюльеном оказываемся в первом ряду, как раз между родителями Сильвии и ее мужем, экспертом-бухгалтером, который сообщает нам, что не читал пьесы и не видел репетиций, потому что Сильвия хотела сделать ему сюрприз.
Спектакль начинается, и уже через пять минут актеры так громко вопят, что невозможно что-либо понять.
Жюльен нервно стаскивает пальто, это занимает его на несколько секунд, после чего он снова вынужден погрузиться в пьесу.
Через десять минут персонажи на грани истерики, а нас с Жюльеном разбирает смех.
Мы косимся друг на друга, и это роковая ошибка: больше сдерживаться невозможно. Жюльен ухитряется прыснуть бесшумно, но от его движения содрогается весь ряд. Чем сильнее нас трясет, тем нам смешнее, и вскоре уже отчетливо слышен скрип кресел.
В эту минуту заканчивается сцена ссоры, Сильвия остается на подмостках одна и тихонько плачет. Теперь слышны только наши всхлипы да визг пружин.
Мне приходится представлять сцены зверского кровопролития, чтобы успокоиться, но не очень получается. До самого конца только неимоверным усилием воли мне удается не расхохотаться.
Пьеса заканчивается через час примирением Сильвии с партнером, и они целуются в губы под ошеломленным взглядом ее эксперта-бухгалтера.
Измотанная своими кровавыми видениями и насыщенностью спектакля, я могу наконец посмотреть на Жюльена.
К концу спектакля он снял пиджак и рубашку и, хоть остался в одной футболке, обливается потом.
Семье Сильвии, похоже, зрелище тоже далось нелегко, но они, во всяком случае, имеют деликатность вести себя так, будто не слышали нашего хихиканья, и приглашают нас поужинать с ними. Нам удается вежливо отказаться, сославшись на крайнюю усталость, и мы идем ужинать тет-а-тет, радуясь, что можно наконец вволю посмеяться.
Надо же, как много потерял Венсан.
Но уже дома, укладываясь под одеяло, я невольно задумываюсь: а смеялась бы я так же с ним?
Не знаю, почему, но самые удачные вечера у меня выдаются, когда его со мной нет. Раньше почему-то так не было. Или было.
Не помню.
* * *
Дорогая Джастина, я в ужасе от рассказа об этой мерзкой Барбаре. Ты права, мы отправим ее домой в Мичиган, привяжем к стулу и запрем в компании девушек с безобразными ногами, которые, коль скоро она любит Италию, закидают ее спагетти болоньезе.
